Проклятое сердце (ЛП)

Данте отвозит нас с Рэйланом прямо в ближайшую больницу. Это крошечная клиника в Сарасоте, где единственный другой пациент — ребенок со сломанной рукой. Он выглядит взволнованным от того, что у него есть хоть какое-то развлечение, помимо его собственной ноющей руки. Персонал гораздо более подозрителен. Они отделяют меня от мужчин, задавая шквал вопросов, из которых ясно, что они не верят в историю Рэйлана о том, что в него выстрелили в результате несчастного случая на охоте.

По крайней мере, мне разрешили принять душ. Я стою под горячими струями в течение сорока минут, наблюдая, как грязь, ветки, листья и кровь вихрем стекают в канализацию. Я снова начинаю плакать, видя порезы и рубцы по всему своему телу. Вспоминаю чувство бегства, спасая свою жизнь.

Но я также помню, каково это — чувствовать, как руки Данте обнимали меня, когда он поднимал меня в воздух, надежно прижимая к своей груди. Я никогда не испытывала более сильного чувства облегчения, благодарности и безопасности.

Объятия Данте — самое безопасное место в мире. Единственное место, где я по-настоящему чувствую себя защищённой.

Я бы встретила любую опасность лицом к лицу, пока он рядом со мной.

Как только я помылась, и доктор зашил самые серьезные порезы на моих ступнях, мне выдали пару халатов. Они мягкие и полинявшие после сотни стирок, и, честно говоря, это самая удобная вещь, которую я когда-либо носила.

Им требуется больше времени, чтобы зашить рану в боку Рэйлана. Ему переливают литр крови, а мы с Данте останавливаемся в единственном мотеле в городе, чтобы Рэйлан мог отдохнуть и восстановиться за ночь.

Комната в мотеле крошечная, последняя отделка, скорее всего, была в 1982 году, с деревянными панелями на стенах, горчично-желтыми шторами и колючим шерстяным одеялом.

Для меня это лучший отель, в котором я когда-либо останавливалась, потому что я остановилась там с Данте. Мы ужинаем в маленьком семейном ресторанчике по соседству, оба заказываем двойную порцию блинов с беконом, которые оказываются на удивление вкусными.

Затем мы возвращаемся в наш номер, и Данте бросает меня на скрипучую, бугристую кровать, которая тревожно стонет под нашим общим весом.

Я смотрю в лицо Данте — в его свирепые черные глаза.

— Прости, — снова говорю я ему. — Я должна была рассказать тебе о Генри.

— Я должен был поехать в Лондон, — серьезно говорит Данте. — Я не должен был отпускать тебя так легко. Должен был разыскать тебя в том году, или в следующем, или еще через год. Я был горд и озлоблен. Я был дураком.

— Я никогда больше не буду тебе лгать, — обещаю я ему.

— Я никогда больше не упущу тебя.

Он целует меня. Его губы шершавые и теплые. Его огромные, тяжелые руки полностью охватывают меня.

Он проводит руками вниз по моему телу, нежно сжимая и массируя ноющие мышцы шеи, плеч, груди и спины. Он находит каждое напряженное место и выжимает из него стресс и боль последних двадцати четырех часов. Его руки такие теплые и сильные, что они вытесняют травму из моей плоти, оставляя на ее месте глубокое, удовлетворенное удовольствие.

Мое тело испытало такую сильную боль, что кажется невозможным, чтобы могу возбудиться. Но когда его ладони касаются моей груди, я чувствую, как мои соски реагируют на его прикосновения. Теплый румянец разливается от груди вниз к животу.

Данте берет мою грудь в рот. Он нежно посасывает сосок, лаская его языком. Проводит языком вниз по моему пупку к маленькому участку кожи прямо под ним.

Кожа плотная, но если присмотреться, то можно заметить несколько серебристых линий, последние призрачные остатки растяжек, которые у меня появились на последнем месяце беременности.

— Я никогда не замечал их раньше, — говорит Данте. Голос у него мягкий, с оттенком удивления, а не гнева. — Держу пари, ты была самой красивой беременной женщиной.

— Если ты хочешь… — говорю я, мой голос застревает в горле. — Может быть, я снова могла бы ей стать…

Данте смотрит на меня, его рука крепче сжимает мою.

— Ты это серьезно? — хрипло спрашивает он.

Я киваю, слезы наворачиваются на глаза.

— Я не принимаю таблетки, — говорю я ему. — На самом деле… — я мысленно отсчитываю дни с момента моей последней менструации. — Сейчас, возможно, самое подходящее время.

Данте прижимается лицом к моей киске и вдыхает мой запах. Даже с его темными радужками я вижу, как его зрачки расширяются от вожделения.

— Ты чертовски феноменально пахнешь, — рычит он.

Он проводит большим пальцем по щели между губами моей киски, чувствуя мою скользкую влажность. Моя киска пульсирует от предвкушения, клитор уже набух и чувствителен, хотя он едва меня коснулся. Мое сердце колотится, и я чувствую это тревожное предвкушение, желание, свернувшееся внутри меня, как пружина.

Я чувствую запах кожи Данте, даже когда он лежит у меня между ног. Он пахнет опьяняюще, соблазнительно, неотразимо…

Мое тело хочет его. Жаждет. Нуждается в нем.

Я уверена, что это правда… Прямо сейчас я фертильна. Овуляция. Она биологически побуждает меня спариваться с этим мужчиной, самым большим, самым сильным и самым свирепым из всех, кого я когда-либо видела.