– Давай обмоем наш уговор, – предложил он, и, осушив свой кубок, посетовал: – Жаль, заупокой выпить нечего. Все ж таки божья душа. Оно конечно, любой упокой некстати, но тот, что в Твери приключился, втройне не ко времени.
– Ну а про упокой ты как проведал?! – чуть не взвыл боярин.
– Алиментарно, как говорили древние египтяне, – вздохнул Сангре. – Раз лекарь стал не нужен, выводов о состоянии бывшего больного напрашивается всего два, но для одного из них у тебя было слишком плохое настроение.
– Угораздила же нелегкая помереть, – скривился тот и опустошил до дна свой кубок.
– Да-а, – задумчиво протянул Петр. – А что, так и до сих пор неясно: болезнь то была или… – он чуть помедлил и последнее слово прозвучало увесисто, как удар кистеня, – яд?
Кирилла Силыч вздрогнул от неожиданности и оторопело уставился на Сангре.
– Ну а про яд ты откуда?! – простонал он.
Петр хотел было напустить туману, но подумал, что ни к чему. Если выставить себя эдаким гением-провидцем, от него и дальше будут ждать того же, а разочаровывать людей чревато – не те ныне времена. Можно и по шее получить, причем не только кулаком, но кое-чем поострее. Потому он ответил честно:
– А это совсем просто – ты ж сам про яды у лекарки спрашивал, а у нас, дознатчиков, каждое лыко в строку, ничего не теряется. Или ты думаешь, ко многим короли за помощью обращаются.
– А-а, – мгновенно успокоился Кирилла Силыч и вдруг посмотрел на Петра совершенно иным взглядом, эдаким оценивающим. – – Слухай, а ты сам-то надолго тут? А то айда вместях с побратимом своим с нами. Уж больно ты мудер, опять же дознатчик, а князю как раз надобно след прогнать. Он, конечно, у нас не король, но…
– Я согласен, – выпалил Петр, еле-еле сдерживаясь, чтоб не завопить от радости, что все так хорошо складывается. Улыбку, правда, все равно скрыть не удалось, но боярин слава богу воспринял ее как должное и сам улыбнулся в ответ, протянув руку:
– Так что, по рукам?
– Ага, – кивнул Сангре.
В следующий миг широкая боярская лапища крепко обхватила узкую ладонь Петра – не вырвать, сколько ни старайся. Да он и не не пытался. Впрочем, лапища лапищей, а само рукопожатие было не очень жестким – как раз в меру. Очевидно, зная свою медвежью силищу, Кирилла Силыч уже привык контролировать ее.
– Хороший ты человек, парень, – похвалил его боярин. – Хороший и… легкий. Люблю таковских, – и он, склонившись к самому уху Петра, заговорщически шепнул: – А охотиться я тебя научу. И не боись: о том, что в тот раз стряслось, я – вот те крест – ни единой душе.
…Расставались они долго, успев и облобызаться раз пять, и примерно столько же напомнить друг другу порядок завтрашних действий. Но гонца от боярина Петр не дождался ни поутру, ни к обеду. Зато после полудня к ним с Уланом заглянул иной гость.…
Глава 17. Цена княжеского слова
Сангре просчитал поведение литовского князя абсолютно точно. Гедимин действительно решил потолковать с обоими самолично. Ошибся он в одном – кунигас не стал звать их к себе, но сам заглянул к ним в комнату. Следом за князем вошло трое слуг. Первый нес в каждой руке по солидного размера ларцу, в руках у второго были две вазы с фруктами, третий тащил на плече тяжелый бочонок.
Поставив оба ларца на стол, слуга оставил один нетронутым, а из другого извлек три кубка. Расставив их, он склонился в поклоне перед князем, чуточку выждал, вдруг прикажут что-то еще, и удалился. Вместе с ним ушел и второй, предварительно водрузив рядом с ларцами вазы.
Третий из слуг, пыхтя от натуги, поставил бочонок подле стола, открыл крышку и комната мгновенно наполнилась ароматом хмельного меда. Сняв с пояса небольшой серебряный ковшик, отлитый в виде уточки, он принялся разливать содержимое бочонка по кубкам. Налив чуть ли не до краев каждый, он сделал шаг назад и выжидающе уставился на Гедимина. Тот что-то буркнул ему на литовском и слуга, аккуратно повесив ковшик на край бочонка, тоже вышел.
– Я ему велел у дверей постоять, чтоб нашей беседе никто помех не учинил, – хмуро пояснил князь. – Но сначала… – и он многозначительно кивнул на кубки.
Мед оказался и душистым, и крепким.
– М-м-м, хорош! – зажмурив глаза от удовольствия, оценил Петр и с наслаждением облизал губы. – Если дозволишь, княже, я еще налью. Пусть как в присказке: между первой и второй перерывчик небольшой, чтоб стрела просвистеть не успела.
Гедимин кивнул, дозволяя, и, не утерпев, похвалился:
– Остались бы у меня служить, хоть каждый день такой пить смогли бы, – и сожалеюще попрекнул: – Эх вы-ы…
«Остались бы… – зафиксировал в уме Петр. – Значит, говорил с ним Кирилла Силыч. А судя по упреку, он не просто говорил, но уболтал Гедимина на нашу поездку…» Ничего не понимающий Улан вопросительно посмотрел на друга. Сангре, не сказавший ему ничего о результатах беседы с тверичами, в ответ еле заметно кивнул и, приосанившись, чуть виновато пояснил кунигасу: