Проклятое золото

Аклак и статная седая женщина подвели к Конану Сонгу, которая выглядела очень скромно и застенчиво. Но как только она разглядела, что рана у Конана опять открылась и оттуда сочится кровь, она гневно повернулась к брату, сказала ему что-то резкое и даже ударила его в бок твердым кулачком. Аклак поймал ее за руку и в первый раз обратился прямо к Конану.

— Сонга чересчур груба и слишком много себе позволяет, — сказал он торжественно-печальным тоном. — Она не умеет уважать настоящего охотника, мужчину. Она сердила тебя, потому что плохо обращаласьс тобой. — Аклак скорчил на удивление ханжескую физиономию. — Ударь ее, чтобы она знала свое место и вела себя в дальнейшем прилично, как подобает женщине.

Слушая его, люди примолкли и обратились во внимание. Сонга смотрела на Конана настороженными глазами. Он чувствовал, что все это неспроста, но не мог догадаться, какого ответа от него ждут. После некоторого колебания он сказал:

— Много дней Сонга ухаживала за мной. Она к вылечила меня и научила вашему языку. Она обратилась со мной как нельзя лучше. Я не могу упрекнуть ее ни в чем.

— Чепуха, — возразил Аклак. — Она плохо обращалась с тобой. Это все знают. Она пнула тебя ногой в тот день, когда вы встретились, перед тем как позвала людей, чтобы они принесли тебя сюда. Она сама рассказала об этом.

Конан упрямо тряхнул черной гривой:

— Все равно я не ударю ее. Я обязан ей жизнью.

Аклак бросил ему с насмешкой:

— Речные люди боятся своих женщин. Посмотрите на него, он боится Сонги!

Атупаны начали хихикать и подталкивать друг друга локтями. Неожиданно в разговор вступила Сонга.

— О да! Таргокины братья позволяют своим женщинам обижать их, — язвительно проговорила она. — Мужчины его племени никогда не бранят их, даже когда они провинятся. Вот, глядите, я покажу, — Приблизившись к Конану, она ударила его несколько раз в грудь. — Видите, он боится меня! — Она подняла руку и сильно царапнула его ногтями по щеке.

Легким молниеносным движением Конан ударил ее по лицу, но, как ни слаб был удар, он cpазу остановил ее. Сонга покачнулась и, обняв Конана за плечи, прижалась щекой к его груди.

В толпе раздалось:

— Он ударил ее! Теперь они муж и жена. Так говорили мужчины. Женщины были более эмоциональны:

— Он любит ее! Все видели, он доказал это!

Аклак с широкой улыбкой на лице обнял Конана и продолжающую прижиматься к нему Сонгу:

— Добро пожаловать, брат!

Вот теперь праздник начался по-настоящему. К костру вышли танцоры. Они изгибались, притоптывали ногами и подпрыгивали на месте. Конин и Сонга сидели на почетных местах, и им приходилось пробовать из каждого блюда, прежде чем его передавали другим. Когда все насытились, певцы-сказители принялись петь о том, как духи животных сотворили небо и землю. Конан плохо понимал их пенье, хотя ничего странного в самой идее для него не было. В Киммерии почитали Крома, но детям рассказывали примерно такие же сказки про зверей.

Еда была прекрасной, атупаны веселились вовсю. Сонга очень счастливой, она нежно прижималась к Конану и не сводила с него глаз.

Когда огонь стал угасать, люди начали расходиться по своим хижинам. Этой ночью Сонга так же мало обращала внимание на ужасные раны Конана, как и ее брат несколько часов назад.

Глава IX ОГОНЬ И КРОВЬ

Подобно взбесившейся реке, толпа хлынула на улицы столицы. Нет, даже не река, скорее, потоки бурлящей лавы, нечто вроде того священного огня, который всемогущая богиня Нинга очистила и уничтожила погрязший в неверии южный город Фаландер. Эти людские потоки, как и любое другое стихийное бедствие, оставляли на своем пути опустошение и разорение: алчное, всепожирающее пламя, руины и обуглившиеся трупы упорствующих в своем заблуждении. Быстрее огня распространялось священное пламя восстания по Бритунии, от родной долины Тамсин до Урбандера и сотен маленьких городков и деревень, а теперь с неотвратимой неизбежностью оно охватило и Саргоссу. Раздуваемое ветрами смуты и недовольном старыми богами, священное пламя грозило уничтожить теперь и храм Амалиаса, и императорский дворец, и даже легендарный Трон Грифона, с восседающим на нем королем Тифасом Лукавым. Беснующаяся толпа ворвалась на площадь, и в центре ее в легкой коляске ехала хрупкая девушка в свободном бледно-зеленой платье с роскошно разодетой куклой в руках. Ее окружал дин ряд копьеносцев, а сзади прикрывали всадники. Коляска с ее вооруженной охраной свободно перемещалась среди всего этого хаоса, фанатичные приверженцы новой веры с обожанием и страхом смотрели на девушку, ведь это была сама Тамсин, великая и непогрешимая верховная жрица, a в руках всемогущая богиня Нинга. В толпе не было человека, который бы не слышал о том, что именно хранится в новом, посвященном Нинге храме, об этом красноречивом доказательстве ее всесилия — отрубленной голове, из которой не текла кровь, которая не дышала; но тем не менее жила, претерпевая ежесекундно нечеловеческие муки, на которые обрекла ее Нинга… И никогда-никогда не умирала…