Его глаза были такого же шокирующего голубого цвета, как и у Сосуда Грэя. Когда-то я думала, что буду скучать по голубизне этого взгляда, когда потеряю его из-за золота и осознания того, кем он был, но, глядя на Михаэлья, я не могла не понимать, что он — лишь бледная имитация.
— Я не ожидал, что кого-то вроде тебя это волнует. Мы оба знаем, куда ты отправишься после смерти, ведьма, — сказал Михаэль, и в этом слове было куда больше злобы, чем ласки, которую дарил мне Грэй.
— Разве так можно разговаривать со своей невесткой? — спросила я, ухмыльнувшись, и направила на него свое отношение, которое Грэй так открыто поддерживал во мне. Михаэль только посмотрел на меня исподлобья, как будто я не стою грязи на его красивых белых туфлях.
— Ты мне не невестка, — прорычал он, шагнув глубже в иллюзию спальни, которую он создал в моем воображении.
— Тогда почему бы тебе не перейти к делу и не сказать мне, чего ты хочешь, чтобы я мог снова заснуть? — спросила я, встретив это рычание своим собственным.
Михаэль насмешливо хмыкнул.
— Ты — все, о чем Он говорил, — сказал он, вызвав у меня улыбку.
— Я просто рада, что моя репутация опережает меня, — сказала я, махнув рукой, чтобы он продолжал.
— У тебя есть возможность снова открыть Адские Врата, — сказал Михаэль. Я подняла бровь, скрестив руки на груди. — Он хочет, чтобы ты сделала это и вернула всех представителей своего рода и семьи Люцифера туда, где им самое место.
— Мой род родился здесь, — сказала я, расцепляя руки и сжимая ладони в кулаки по бокам. — Это место принадлежит только нам.
— Вы — мерзости, которые никогда не должны были существовать. Вы продали свои души дьяволу и должны отправиться туда, где место всем, кто выбрал его объятия, — сказал Михаэль, становясь выше. Он расправил крылья, словно его размеры могли меня напугать.
— А что мне за это будет? — спросила я, склонив голову набок и изучая его.
— Он не имеет дела с чертями, — сказал он, и в спокойной ярости его голоса прозвучало предупреждение.
Я подошла ближе, взяла его синий галстук и поправила его, насмешливо глядя на него из-под ресниц.
— А что, если я не хочу быть грешницей? Примет ли Он меня тогда на Небеса?
Он отступил, на его лице отразилось отвращение от угрозы моего прикосновения. Даже в состоянии сна он был твердым, осязаемым и ощутимым.
Теоретически его можно было убить.
— Конечно, нет. Использование Источника оскверняет твою душу, — сказал он, и я отчетливо поняла его слова.