— Думала, что можно безнаказанно издеваться надо мной? Если я тебя любил и все терпел, это значит, что можно меня растоптать, ни во что меня не ставить, да? Ошибаешься, любовь моя, — он покачал головой, медленно приближаясь и не отрывая от нее безумного взгляда, горящего беспощадной ненавистью.
Смотря в его глаза, она поняла, что он не остановится. И поняла, что не может нажать на курок. Она не остановит его, если ранит. Он даже не замечал, что у него прострелен бок, что истекает кровью. И он был прав, когда говорил, что чтобы выжить, ей нужно убить его. Сейчас, пока есть возможность. Или он убьет ее.
Из глаз ее брызнули слезы, грудь сотрясли отчаянные рыдания.
— Мэтт, пожалуйста, не подходи! — простонала она. — Умоляю тебя! Не подходи!
— Что во мне было не так? Что? Почему ты сбегала от меня к другим? Что было в них такого, чего ты не находила во мне? Нужно было только сказать, просто сказать, что тебе не нравится, чего не хватает, я бы все исправил, дал бы тебе все, чего ты искала. Просто сказать… Зачем же ты со мной так? Ты же знала, какую боль мне причиняешь, знала и видела, как я страдал… Стреляй, не бойся. Тебе ничего за это не будет, тот мужик, твой любовник, подтвердит, что ты всего лишь защищалась…
Кэрол отчаянно мотала головой, тихо воя от нечеловеческой муки, разрывающей сердце. В безумных глазах, устремленных на нее, она увидела такую бесконечную боль, что в ней не осталось больше ни капли того отвращения и неприязни, которые она испытывала к нему минуту назад. Даже страх ее отступил перед нестерпимой болезненной жалостью, когда она разглядела, как несчастен Мэтт даже в своем безумии, что вся его нездоровая злоба и жестокость порождены страданием, что его желание отомстить, наказать — всего лишь ответная реакция на боль, которую он не смог вынести, которая сломала его.
Кэрол захотелось бросить пистолет, обнять его, прижать к груди, в которой с небывалой ранее силой вдруг почувствовала нежную, горячую любовь. Только в это мгновение она осознала, прочувствовала всю глубину и силу своего чувства. Чувства, которое не позволит ей убить его. Убить его. Это же нелепость, кошмар. Убить его. Убить, когда сердце ее разрывалось от любви.
Он остановился от нее в двух шагах, не отрывая взгляда от ее глаз, словно недоумевал, почему она не стреляет. И вдруг лицо его перекосилось от ярости.
— Ты думаешь, я шучу, Кэт? Ты не боишься меня, не воспринимаешь всерьез, потому что уверена в том, что я размазня, что не способен ответить на обиду? Ты всегда так считала, верно? Думаешь, если я люблю тебя, то не смогу наказать? Я больше не люблю тебя, потаскуха, ты всего лишь подстилка, грязная, протертая до дыр, изгаженная многочисленными тварями, которые на тебе валялись… Мне противно на тебя смотреть. И я ненавижу тебя! Ненавижу еще больше, чем любил!
Он шагнул к ней, и Кэрол отскочила назад, не отводя от него пистолета, но наткнулась на стену. Отступать было не куда.
— Нет… пожалуйста… Мэтт… стой, не подходи… не надо…
Она вдруг вспомнила свой сон, в котором стояла и смотрела в глаза своей смерти. Смотрела и плакала, как сейчас. А в следующее мгновение Мэтт сильным резким движением вырвал пистолет из ее рук и отшвырнул в сторону. Его крепкий кулак, с беспощадной жестокостью обрушившийся ей на скулу, заставил ее сильно удариться затылком о стену. Девушка захрипела и даже не попыталась на этот раз прикрыть лицо, чтобы защитить от ударов. Сильные пальцы вцепились ей в волосы, не позволяя упасть, он схватил ее за подбородок и заглянул в залитое кровью лицо.
— Ну, что, сука, нравится? Приятно? Тебе хочется удовольствий, ищешь приключений, да? Получай, гадина… я покажу тебе удовольствия…
Продолжая держать ее за волосы, он заставил ее упасть на пол и начал рвать на ней одежду, терзая нежное тело. Кэрол, обезумев от ужаса, отчаянно сопротивлялась, но его он лишь усмехался, демонстрируя свою поразительную силу, которой она всегда так восхищалась и которая теперь обернулась против нее.
Сорвав с нее остатки одежды, он грубо перевернул ее на живот и, больно стиснув пальцами ее бедра, оторвал их от пола, рванув вверх, подтянув к себе. Расстегнув джинсы, он с хриплым рычанием вонзился между нежных ягодиц девушки, из горла которой вырвался крик боли. Она забилась в его тисках, пытаясь вырваться.
— Мэтт! Мне больно! Мэтт!!!
Ее жалобный умоляющий вой лишь подстегнул его, он издевательски засмеялся ей на ухо, с еще большей грубостью и силой истязая ее, упиваясь ее болью, ее криками, содрогаясь от острого пронзительного удовольствия, которое доставляло ему ее сопротивляющееся, судорожно сжимающееся, горячее тело.
Зажмурившись и стиснув зубы, Кэрол стонала от боли, обессилев от бесполезной борьбы с могучими мускулами, которые подавили ее, сломали, лишив жалких остатков сил и надежды на освобождение. Ее жалобные стоны смешались с его сладострастным хрипом, срывающимся то в стон, то в рычание. Девушка больше не просила о пощаде, смутно удивляясь какой-то животной дикой страсти, с которой он терзал ее бедное тело.