В целом ряде как бы изваянных из базальта стихотворений Леконт де Лиль рисует природу и общество как «царство священного голода, взаимного истребления», постоянного умирания… Лучшим исходом Леконт де Лиль признал бы полное исчезновение мира в пучинах нирваны: «La Maya», «Midi», «Bhagavat», «Cun-acepa», «La vision de Brahma». Отметим также стихотворение Леконта де Лиля «Тоска дьявола», глубоко проникнутое тем же настроением.
Пластичность, скульптурность произведений Леконта де Лиля бросаются в глаза. Он высекает свои поэмы из камня, льет их из бронзы. Однако Леконт де Лиль является и замечательным живописцем. Не вдаваясь в красочные детали, чуждый всякому импрессионизму, он любит пряную, острую нарядность. Он ведет читателя в экзотические страны, чудесные и далекие во времени и пространстве. Стиху Леконта де Лиля не свойственна романтическая напевность. Он звучит как траурный марш.
«Варварские поэмы» – отнюдь не «боевое оружие против буржуазного мира», но развернутая экзистенциальная констатация проблематичности человеческого существования на краю бездны небытия, сомнительности идеи прогресса и неискоренимости варварства, как метафизической категории, в историческом процессе, обладающем свойством «возврата к неолиту». Если хотите, «Варварские поэмы» – одно из ранних предупреждений человечеству, с легкостью необыкновенной впадающему в благостные утопии, сулящие земной рай и чреватые новыми аттилами и аларихами.
«Метафизический пессимизм» Леконта де Лиля никак не связан с его отвращением к «господству чистогана» или поражением революции – это воистину экзистенциальное мироощущение, может быть, пророческое ви́дение грядущего апокалипсиса, вызревшего из «торжества разума и справедливости». Как и Ф. М. Достоевский, Леконт де Лиль никогда глубоко не ассоциировался с фурьеризмом, и его «Народный республиканский катехизис» – не более чем плод иррационального порыва юности, преодоленный всем последующим творчеством и самой эстетикой «башни».
Все попытки
О Леконте де Лиле нередко пишут как о поэте небытия, смерти, нередко употребляя даже выражение «жажда смерти». Но это не культ, это страх, великая меланхолия бытия.