Проклятые поэты

Он мне внушил жалость. Он стал энтузиастом и революционером. Я рассказал ему тогда о социализме крестьян – социализме неизбежном, жестоком, тупом, скотском, как социализм соломенного пучка или косы. Он испугался, это его остудило. Он отступил перед логикой. Это глупец или, скорее, очень пошлый честолюбец.

Три года Шарль проучился в лионском колледже – в 1832-м подполковник Опик был направлен в город для усмирения волнений лионских ткачей. Эти годы не нашли отражения в «Цветах Зла», но в стихотворном послании Сент-Бёву двадцатилетний поэт вспоминает о своем одиночестве в стенах интерната, где его меланхолию и скуку скрашивало только чтение – «Монахини» Дидро, «Рене» Шатобриана, драм Гюго и «Сладострастия» его, Сент-Бёва. Родители редко забирали его «на побывку», лишь однажды Опик взял мальчика отдыхать на минеральные воды.

Возможно, именно тогда, в лионском интернате, у крайне чувствительного и экзальтированного мальчишки, терзаемого обидой, ревностью и ненавистью, возникло чувство покинутости-избранничества, изводившее его всю жизнь, – та «трещина», о которой писали многие знавшие его уже в зрелые годы. В частности, Готье сравнивал поэта с «прекрасной, но треснувшей вазой».

По возвращении семьи в Париж Шарль продолжил учебу в колледже Людовика Великого – запомнились сырые классы, запах плесени и гнили, скука, рутина, всеобщее отчуждение. Из последнего класса его исключили. Сохранилось письмо директора школы родителям, объясняющее причину исключения: «Сегодня Ваш сын, у которого заместитель директора потребовал показать записку, переданную ему одним из его товарищей, отказался сделать это, порвал ее и съел. Вызванный ко мне, он заявил, что готов подвергнуться любому наказанию, но секрет своего товарища не выдаст. Вместо того чтобы объясниться в интересах своего же товарища, которого он, таким образом, подвергал неблаговидным подозрениям, Ваш сын ответил мне хихиканьем, дерзостью, которую я не вправе терпеть. Итак, я возвращаю Вам этого молодого человека, наделенного достаточно яркими способностями, но испортившего все очень плохим направлением ума, отчего благопристойный порядок нашего колледжа неоднократно уже страдал…»

Письмо является ярким свидетельством атмосферы подавления воли «воспитателями» и независимого характера Шарля, органически не способного смириться с такого рода «благопристойностью»… Он кончил образование экстерном, о настроениях последнего года свидетельствует письмо, адресованное брату:

Итак, последний год учебы подошел к концу, и мне придется начать вести новый образ жизни; это озадачивает, и среди тревог, во власти которых нахожусь, самая сильная – выбор профессии. Эта мысль захлестывает меня и мучает, поскольку я не обнаруживаю в себе никакого призвания, зато самые разнообразные и противоречивые вкусы поочередно берут друг над другом верх.

Получив степень бакалавра, Шарль почувствовал, что наконец вырвался на свободу и категорически отказался продолжить образование в университете. Родителям он объявил, что будет «сочинителем», и действительно завел дружбу с молодыми литераторами (Жюлем Бюиссоном, Луи Менаром, Эрнестом Прароном, Гюставом Ле Вавассёром), но прежде всего – с Жераром де Нервалем. Однажды он решается даже заговорить на улице с самим Бальзаком. Впрочем, преобладают сомнительные знакомства в самых злачных местах Парижа.

Как несколькими десятилетиями позже случилось с Ницше, Бодлер тоже встретил свою парку, mal de Napоli[21]: в возрасте двадцати лет он имел несчастье познакомиться с Dame Verble[22]. Судя по всему, болезнь не излечили, а загнали вглубь, и с тех пор она начала разрушительную работу, в конце концов сведя поэта в могилу. Впрочем, он еще не успел стать поэтом, но уже обрел то состояние «пограничности», неприкаянности, конфликтности с обществом и эпохой, вызовом которым станет его творчество.