Проклятые поэты

Отдадим должное и генералу: «Цветы Зла» не были бы тем, чем стали, не придумай он этого путешествия. Очень важная линия книги, связанная с морем, с первозданностью человека, с тоской по красоте естества, выявилась именно на почве воспоминания об этом плавании.

9 июня 1841 года судно Сализа снялось с якоря порта Бордо. Цель назначения – Калькутта; груз – лошади; единственный пассажир – Бодлер. Поэт захватил с собой собрание сочинений Бальзака с намерением «…основательно изучить его метод». Благо, времени было предостаточно: судно потратило три месяца на обход африканского побережья и выход в Индийский океан. Все это время погода благоприятствовала плаванию, поэт буквально упивался морским простором, наблюдал за нравами и бытом команды, делал записи.

В Индийском океане морской «идиллии» пришел конец. Начался сильнейший шторм. Впоследствии бравый Сализ «доложит» Опику: «Еще никогда на мою долю на протяжении долгой жизни моряка не выпадало такое: мы все буквально находились в двух шагах от смерти…» Перепуганные животные срывались с привязи, ломали боксы, вырывались на палубу и, скользя по ней, гибли в разбушевавшейся пучине. Капитан действительно оказался бравым, ценой огромных усилий ему удалось бросить якорь у острова Св. Маврикия. Об этом событии и еще об одном шторме уже на обратном пути Бодлер напишет матери в следующих словах: «Я пережил две неприятности – но, поскольку мы вскоре встретимся, будем мирно беседовать и беззаботно смеяться, то выходит Господь Бог не совсем злой…» Не будь письма Сализа, мы бы так и не узнали, на какие «неприятности» намекает поэт.

Пройдя по следам Бодлера на островах Индийского океана, я в полной мере проникся его отношением к цивилизации, прогрессу, всему тому, что натворила «голая обезьяна» на прекрасной земле. Феерическая красота природы, национальные парки, дающие возможность воочию узреть первозданность, библейские картинки бесчисленных стад пасущихся рядом разных животных, фантастика цветов, божественные формы и мистическое подобие коко де мер с женскими и мужскими типами – всё это вызывает не столько руссоистское чувство «назад к природе», сколько скорбный вопрос: «Что же мы наделали с ней?» Бодлер имел возможность сравнить Первозданность со следами доходящей до островов Цивилизации – алкоголизм, венерические заболевания, рабский труд на плантациях, растущая преступность. Стоит ли удивляться, что «прогресс» стал жупелом для поэта, что постепенно он возненавидел его?