Проклятые судьбы

Я смотрел на мышцы, начинающие проступать под моей кожей, проводя большим пальцем по груди и проверяя, как я изменился. На мое тело повлиял не только вес. За прошедший год я стал выше, мои плечи расширились, черты лица утратили свою мальчишескую мягкость. Я не был похож на Дариуса с его Драконом; мое тело было построено из тощих мышц. Я был создан для скорости и уверенной ходьбы. Это меня вполне устраивало, потому что единственное, о чем я когда-либо мечтал — это убежать от этой жизни. И в один прекрасный день я надеялся получить такой шанс. Но шансы были созданы не только звездами. Мне нужно было создавать свои собственные возможности, поэтому мне пришлось начать находить трещины в стенах тюрьмы.

Я схватил футболку и направился из спортзала, бегом поднимаясь по лестнице в ванную на лестничной площадке. Я двигался тихо, потому что отец все еще был дома. Я ждал его следующей деловой поездки, желая, чтобы она состоялась сегодня. Всякий раз, когда он был здесь, казалось, что весь дом затаил дыхание. Я ненавидел то, что жил на грани, каждый хлопок двери заставлял меня вздрагивать, каждый стук тяжелых шагов заставлял мое горло сжиматься, а мышцы напрягаться в ожидании побоев.

Я быстро принял душ и вскоре уже спускался на обед, одетый в брюки и серую рубашку. Я предпочел перекусить самостоятельно, а не просить Дженкинса принести мне что-нибудь. Он всегда приказывал шеф-повару класть соленые огурцы во все, что он готовил для меня, несмотря на то, сколько раз я говорил ему, что ненавижу их. Я не знал, была ли его забывчивость фальшивой или нет, но у меня было такое чувство, что так оно и было. Он никогда не забывал о порядке, когда дело касалось обеда отца. Он бы потерял из-за этого голову.

Я схватил пару ломтиков хлеба с намерением приготовить сыр на гриле, когда в комнату вошла моя мама в темно-бордовом платье с длинными рукавами, облегающем ее фигуру.

— Сегодня мы обедаем всей семьей, Ксавье, — сказала она беззаботным голосом. — Иди сядь в столовой. — Она поманила меня к двери, но я сдержался, заметив напряжение в ее позе.

— Что происходит? — спросил я, сдвинув брови.

— Твой отец хочет поговорить с тобой кое о чем, — сказала она с пустой улыбкой, и мое сердцебиение переключилось на максимальную скорость.

— О чем? — спросил я, беспокойство разлилось по моим венам. Отец ни о чем со мной не разговаривал. Нет, если только у него не было гостей и он не был вынужден вести вежливую болтовню перед ними.

— Иди сядь, — настаивала она, отворачиваясь от меня, и я клянусь, что ее плечи вздрогнули, когда я прошёл мимо нее. Я оглянулся, но она скользила за мной, как потерянный дух, которым она всегда была.

Я направился в столовую, обнаружив длинный стол, накрытый на четверых. Мы с мамой сели друг напротив друга в центре стола, и я взял стакан воды, который мне уже налили, и осушил его одним большим глотком. Моя нога тревожно постукивала под столом, когда между нами царила тишина. Я никогда не знал, что сказать своей маме. Ее ответы всегда были такими пустыми, поверхностными. Если бы я спросил ее, бьется ли еще ее сердце, она, вероятно, улыбнулась бы и кивнула. Она сможет даже случайно вскрыть вену, чтобы доказать это. Но она никогда не говорила мне ничего реального.

Откуда-то из комнаты над нами раздался хлопок, и мы оба одновременно посмотрели вверх. Грохот раздался снова, затем снова и снова, и до нас донесся голос Клары, отчего мое сердце сжалось в комок.

— Да, папа, да, да, да!

Моя челюсть отвисла, и жар обжег основание моего черепа, когда я посмотрел вниз и обнаружил, что моя мать смотрит стеклянным взглядом поверх моей головы.

Отец начал ругаться, и люстра над нами зазвенела, когда по ней пробежала дрожь.

Гнев вспыхнул во мне, острее, чем я когда-либо знал. Моя мать, блядь, сидела прямо здесь. Он знал, что мы ждем в комнате внизу. У него даже не хватило порядочности наложить заглушающий пузырь.

Я вскочил на ноги еще до того, как понял, что собираюсь делать с нарастающей в груди яростью, и мамины глаза сфокусировались, впиваясь в меня.

— Сядь, Ксавье, — настаивала она, и я сжал челюсти, чувствуя, что у меня вот-вот лопнет кровеносный сосуд, пока я стою здесь.

— О, мой король — дракон — ах! — Клара закричала, и я зажмурился, тяжело откидываясь на спинку стула.

— Как ты можешь позволять ему так неуважительно относиться к тебе?! — потребовал я.

Я никогда не кричал на маму, но это было уже слишком. Пустое выражение на ее лице говорило, что ей все равно, но как это могло не пробиться ей в грудь и не выжать из нее жизнь? Может быть, она была сломлена так долго, что даже больше ничего не чувствовала. Большую часть времени я считал, что она просто отключилась от жизни. Но мне хотелось, чтобы она этого не делала. Я хотел бы, чтобы под этой крышей был хоть один чертов человек, с которым я мог бы поделиться своей болью. Хуже всего было то, что я знал, что если никогда не выберусь отсюда, если отец будет держать меня взаперти вечно, я закончу так же. Безмозглым, оцепенелым. И я не мог этого вынести.