Проклятые убийцы

Калигула даже постарался переставить кресло поближе, но его седло словно вцепилось в пол. Наверное, под подушками хранились гири. Император был готов поклясться головой, что это дело рук заговорщиков. Ничего, скоро он расквитается с этими негодяями!

– …Для начала уясни, что женщинам, этим коварным гарпиям и сиренам, легче одурманить публику. Всё дело в том, что им доступен особенный вид популярности – попалярность. Невинные пастушки, соблазнительные козочки, они без труда достигают всеобщего почитания и поклонения. Только их лица скрывает косметическая ложь… – рассказывал Секспир, пока Калигула со смущением трогал румяна и тени. – Но династия гламурных дам не вечна! – обнадёжил специалист по известности. – Поскольку мы вянем быстро, так же, как растём, – вздохнул он.

– Так как же мне заставить моих поданных любить и хвалить меня? – перебил нетерпеливый Калигула.

– Кто под звездой счастливою рождён,

Гордится славой титулом и властью.

А я судьбой скромнее награждён,

И для меня любовь – источник счастья! – продекламировал драматург. – Пойми, что жестокого и сладострастного тирана-безумца не станут уважать, как бы громко и страшно ты ни гневался, – пожал скованными плечами Секспир. – Нам говорит согласье струн в концерте, что одинокий путь подобен смерти, – вновь процитировал он какого-то поэта, как бы подчёркивая, на что нужно обратить внимание.

– Ах, с этими грубиянами и невеждами невозможно оставаться милым невозмутимым кроликом! – пожаловался Калигула. – Более того, меня хотят истребить. Я стал слишком хорош собой. Эти завистливые мелкие гномики вздумали избавиться от своего повелителя! – он мнительно задрал подбородок.

– Да, бывают тучи на земле, как в небе, – озадачился Секспир.

– Особенно опасных я приговариваю к смертной казни, – понизил тон до шёпота Калигула, считая эту информацию не просто важной, но и секретной.

– Ох, неужели ты действительно сносил им головы? – испугался гость, всплеснув белыми перчатками. – И как? В твоё сердце не впился колючий шип совести?

– Уверяю тебя, ничуть! – расхохотался мужчина в малиновом.

– Вот и славно! – облегчённо выдохнул мужчина в чёрном бархате. – А то вина – вечно голодный зверь. Стоит ей только раскрыть пасть – и ты заранее обречён и убит.

– Мне не грозит такая страшная погибель! – на возвышенный манер уклонился Калигула.

– Предупреждаю: ты не грусти, сознав свою вину, – на всякий случай подстраховал его любезный. – Хотя никто не хочет взваливать на себя бремя сожаления. Раскрою тебе маленькую тайну, мой дорогой Калигула (судя по костюму, Калигула взаправду был дорогим)! Вина – это резиновый мячик, и всё человечество тешится игрой «съедобное-несъедобное». Разумеется, вина – несъедобная штука. Если захочешь её проглотить, то подавишься, как петушок бобовым зёрнышком. И потому люди отбрасывают мяч от себя куда подальше…

Калигула рассеянно кивал, не вдаваясь в подробности скучной лекции. Уважаемый Секспир зря переживал за своего собеседника, ведь он знал, что не мог поступить по-другому, а значит, упрекать себя ему было не в чем. Нет смысла себя казнить.

– …Трудами изнурён, хочу уснуть! Блаженный отдых обрести в постели! – тем временем зевнул Секспир.

– Конечно! Устраивайся поудобней! Ты можешь заночевать прямиком на моём великолепном диване. Взамен сопроводишь меня завтра на собрание, дабы не оставаться в долгу! – бодро обрадовал новоиспечённого друга Калигула, не боясь его смутить.

– А ночь, как день, томит меня тоскою! – попытался лишить себя удовлетворения в глазах хозяина Секспир, но Калигула пропустил эту информацию мимо ушных раковин.

– Сними свой неудобный ворот! – посоветовал он, расстёгивая воздушную гармошку под затылком. – И такой тесный костюм тебе ни к чему! Во сне ты только помнёшь и изуродуешь его грубыми складками! – жёстко рассудил заботливый джентльмен.

Секспир, как ребёнок, позволил себя раздеть и уложить под лёгкое одеяло с золотыми змейками узоров.

– Пусть будущие славят поколенья

Нас за труды, тебя – за вдохновенье! – подвёл он итог минувшего дня.

F71

Твоя ли это мысль? Твои ли сожаленья?

– Поль Верлен

У застенчивых замкнутых людей маленький почерк. Учителя величают его бисерным. Так вот. У Мамы он был микроскопическим. Ключевое слово в этом предложении – был. Впоследствии Мама разучился писать. Произошёл ещё один несчастный случай, который, впрочем, оправдывает его наивное преступление.

В двенадцать лет Маме поехали выбирать велосипед в специализированный магазин. После того как парнишка опробовал свыше пяти велосипедов, он остановился на жёлтой лёгкой «Десне» с дисковыми тормозами. Ехала она гладко, но не чувствительно. В отличие от «Rook» (первое, что приходит на ум при виде дерзкой надписи, это рок-н-рол, но в переводе с английского «Rook» означает «ладья» – большая лодка. Уже разочарование с первых секунд), «Десна» ехала не грубо – так что задница могла посчитать все камни, трещины и впадины на дороге, – а плавно. Она буквально скользила, словно под колёсами протягивался чёрный идеально ровный язык асфальта.