Проклятые вечностью (СИ)

Осторожно приоткрыв дверь, вампир, будто тень, проскользнул внутрь, застыв на месте, разглядывая представшую перед ним кровавую картину. Не то, чтобы увиденное его потрясло — он и сам, зачастую, проделывал штучки по хуже, но все же было в этом что-то завораживающее, имеющее мистическое притяжение, леденящее кровь. У самых его ног, в лужице багровой крови, в беспамятстве лежала Анна. Её тело беспомощно содрогалось от холода и страха, а красивые зеленые глаза смотрели с какой-то безысходностью уже смирившегося со своей судьбой существа. Она не кричала, не просила о помощи… просто терпела несправедливость своей судьбы, хватаясь за последние мгновения жизни.

Ему не нужно было спрашивать о том, что произошло: он знал Виктора не первое столетие и прекрасно понимал, как вампиры из его клана получают информацию. Кровь — это не только жизнь, это память, и если Влад мог получать желаемое, проникая в разум своих жертв, то остальные действовали более варварскими методами.

Опустившись рядом с девушкой на одно колено, Дракула проник в чертоги ее сознания, заново прокручивая её воспоминания о прошедшем дне, заставляя Анну взглянуть на эти события под новым углом, обратить внимание на те моменты, которые заинтересовали ее случайного визитера. Инстинктивно желая защититься, девушка ухватила его за запястье, пытаясь отстраниться, но разве могла она что-то сделать против его стальной хватки?!

— А ведь и правда не знает, куда они отправили монстра! Что ж, похоже, здесь мои дела окончены, — проговорил он, вглядываясь в ее искаженное мукой лицо. Его поразило то, что даже сейчас, переживая нестерпимую боль, она была поистине прекрасна. Густые каштановые пряди разметались по полу, грудь трепетно вздымалась при каждом вздохе, лихорадочный румянец расцвел на щеках подобно розам, а чуть приоткрытые губы так и манили к себе, обещая подарить сказочные наслаждения. Каким бы бесчувственным не был Дракула, он был еще и мужчиной, а как мужчина был истинным ценителем женской красоты, собирая вокруг себя девушек, как трофеи, напоминающие ему о победоносных битвах. И чем сложнее было поразить цель, тем сильнее она воспламеняла в нем азарт бывалого игрока, превращаясь в навязчивую идею. На его пути встречалось много красивых женщин, он позволял себе пленяться их красотой, прикасаться к пылающему жаром телу, но никогда не задерживался рядом — испив чашу сладостного блаженства, вампир награждал их поцелуем смерти, растворяясь во тьме, как призрачное видение.

Когда он впервые встретил Верону, его привлекла та аристократическая сдержанность и прочувствованная религиозность, которая окружала ее таинственным ореолом, скрывая за холодной маской по-настоящему страстную натуру. С ледяным спокойствием она отвергала его знаки внимания, с равнодушием смотрела на бриллианты, которые он бросал к ее ногам, изредка даря лишь снисходительную улыбку, заставлявшую вампира с раздражением глотать собственную обиду. Но вечность наградила его поистине колоссальным терпением, а оно, как известно, всегда бывает вознаграждено, и в один из вечеров Верона согласилась шагнуть вслед за ним во мрак ночи. Казалось, что все это произошло совсем недавно — на деле же, с тех пор минули столетия. Темноволосая бестия стала его старшей невестой, преданным другом, боевым соратником, но так и не сумела зажечь огонь в его мертвом сердце. Былой интерес очень скоро прошел, сменяясь обыкновенным равнодушием, даже смерть девушки не оставила горького отпечатка на его душе, не заставила ни единую слезу прокатиться по щеке.

Немного иначе дела обстояли с Маришкой; будучи полной противоположностью Вероне — игривая и кокетливая, — она сама бросила вызов обворожительному графу. Увидев на одном из приемов таинственного незнакомца, почувствовав ту незримую силу, которая исходила от него, девушка решила опробовать на нем свои женские чары. Она тоже была амбициозным игроком, тоже коллекционировала свои победы, но, увы, потерпела сокрушительное поражение, столкнувшись с несгибаемой волей, притягательным шармом и острым умом. Маришка добровольно ступила в вечность, наполненную мраком и жаждой крови. Казалось, что ее бьющая ключом энергия сможет заразить вампира жаждой жизни, но в очередной раз триумф был недолговечен. Дракуле очень скоро наскучили пышные торжества, не проходящее веселье и атмосфера распущенности, в которую погрузилось его мрачное жилище. Нет, совсем не этого жаждала его остывшая душа.

Но ведь была еще и Алира; ее природное коварство могло, пожалуй, соперничать лишь с ее эгоизмом. По прошествии веков граф уже не мог точно сказать, чем его привлекла эта рыжеволосая гарпия: то ли взрывным темпераментом, то ли умением доставлять ему удовольствие, — как бы то ни было, она стала очередной победой, которая не принесла ему ни радости, ни покоя, ни умиротворения.