Проклятые Земли

Очень маленькими шагами я двинулся вперед, уже не в силах держать меч. Вожак, впрочем, тоже не блистал – его секира волочилась по земле.

Все решит один удар. Но в отличие от меня – вожак не возродится. Хотя нет, восстанет сволочь неубиваемым зомби. Я его живого-то завалить не могу, а что будет, когда тварь воскреснет?

Между нами метра три – как раз хватит для последнего рывка. Я остановился на трясущихся от усталости ногах. Варвар же медленно зарычал, напрягая уцелевшую руку.

А потом – сшибка. Лезвие секиры пронеслось у самого носа, рассекая всю левую руку. Меч проткнул тугие мышцы, вылез из мускулистой спины.

И мы оба упали наземь.

Глава 6

Проклятый вожак, даже пронзенный насквозь, подыхать не желал. К счастью, от удара об землю он выронил свою чудовищную секиру. Теперь он сжимал зубы от боли, капая кровавой слюной мне на лицо.

Придавленная тяжелой тушей рука все еще сжимала эфес меча, я старался изо всех расширить рану, но рукоять едва шевелилась. Хотя это и причиняла гиганту-варвару очевидные неудобства, подыхать он не собирался.

На мгновение приподнявшись, здоровяк пропустил руки между нами и сжал мое горло толстыми пальцами. Я мгновенно захрипел, отчаянно дергая клинок, торчащий из спины вожака.

Все закончилось быстро – едва перед глазами потемнело, на меня обрушился весь вес мародера. Из легких вылетел последний воздух, но хватка на горле исчезла, я мог понемногу дышать.

Ожидая, пока вернуться хоть какие-то силы, услышал тихий сип из раскрытого рта варвара – сволочь, жив еще! Кажется, у меня затрещали мышцы, пока я пытался сбросить с себя умирающего врага. Удалось лишь чуть пошатнуть, но, видимо, это хватило, чтобы клинок, почти распахавший разбойника надвое, довершил свое благородное дело.

– In nomine Patris et Filli et Spiritus Sancti! – объявил громкий возглас, и на меня, придавленного телом уже подохшего варвара, обрушился столп золотого света.

Чувствуя, как возвращаются силы, отпихнул тяжелое тело и, уперев ногу в туловище поверженного врага, выдернул меч из уродливой раны. Кровь бурно потекла на грязную землю, почти моментально впитываясь и паря.

Подхватив голову вожака за грязные патлы и сквозь зубы ругаясь, перепилил толстую шею – что ножовкой вековой дуб свалил. Силы снова ушли, в желудке утробно заворчало – по носу ударил запах подгоревшей каши.

Вот она, вся проза войны – убить, самому не помереть, да пожрать. Что еще нужно солдату удачи в нашем скорбном мире? Если кто скажет, что пуще всего – следовать идеалам, ценностям – плюну в глаза.

Посмотрел бы я на бойца, что от голода не может обнажить оружия. Много такой герой навоюет? Ни хрена. Голодная армия – мертвая армия.

Жри от пуза, говаривал сотник. Жри, как в последний раз. Люби девок, как в последний раз. И дерись так, чтобы пожрать и полюбить в последний раз.

Как добрался до котелка, как достал ложку, как ел – не помню. Очнулся только, когда половина заготовленного на пятерых здоровых мужиков была употреблена. Да еще девичий голос из палатки привел в себя.

Вот что мне стоило просто пройти мимо? Я ж не герой, не рыцарь. Да, черт с ним, я не святой, закрыл бы глаза, заткнул совесть – на войне многое нужно уметь не видеть. Но нет же, полез! Теперь что с такой добычей делать?

Сыто отрыгнув, бросил трофейную ложку в кашу и, поднявшись на ноги, потопал к заснеженной палатке. Уже у входа почуял приятный запах дорогих духов или чем там эти дивы лесные умащиваются?

Откинув полог, предусмотрительно отшагнул – слышал я о всяком. Иногда вот так спасенная встречала спасителя стилетом в горло. Кто их, жертв насилия, разберет, что вариться в оскверненной мужским естеством головке?

Впрочем, даже желая – эльфийка бы не смогла. Недлинная цепь, на которую посадили пленницу, не позволяла подойти близко к выходу. А колдовала, видимо, увидев меня через щель палатки. Повезло обоим – вряд ли ее выпустили бы живой.

– Ты кто? – кивнул ей, оценивая весь нехитрый шатер взглядом.

Стройная, по-эльфийски красивая – из тех, что выглядят приятно, но спать лучше с другими – на лице отчаянная борьба между благодарностью и подозрениями. И, собственно, ошейник с цепью. Грязные золотые волосы сбились в колтуны, как свалявшаяся шерсть дворовой собаки. Но в миндалевидных фиолетовых глазах – врожденная гордость. Надо же умудриться сидеть на цепи, как сука-охранник, раздвигая ноги перед грязным разбойником, не хуже портовой шлюхи, но все равно сохранять высокомерие, впитанное с молоком матери, не иначе.

– Не люблю эльфов, – не дождавшись ответа, сообщил я. – Но за помощь, спасибо, – и, чуть кивнув, нырнул под полог.

У вожака нашелся сундук на новом амбарном замке. С виду крепкий, но пара ударов рукоятью – и скобы вывалились наружу вместе с запором. Зачем ломать крепкую дверь, когда можно проткнуть пальцем стену?