Пятеро бойцов в черных кожаных куртках остановились перед темным зданием, позвякивая цепями поводков – судя по всему, собирались надеть их на беспризорников. Другого оружия при них я не заметил, но прекрасно помня, какую угрозу может представлять такая цепь, нападать не спешил.
Двигаясь вслед за пятеркой пленителей второго ранга, непрестанно оглядывался по сторонам. То и дело попадались спящие беспробудным сном люди и нелюди. Словно какой-то дурман опьянил их. Теперь же я и вовсе наступил на одного – воин в простой кольчуге не пошевелился, хотя перегаром от него не пахло, да и дыхание было ровным. Мысль, что неведомые похитители детей напустили усыпляющий морок, придавала сил. Сжимая клинок, прибавил шагу – пленители как раз вошли внутрь.
Дом беспризорника, сообщила суть вещей. Двухэтажный старый каменный особняк превратился в замусоренную помойку с кучами грязи и застывшими потеками нечистот на стенах. Рассохшиеся доски, прибитые крест-накрест, цеплялись к прогнившим рамам давно выбитых стекол.
Все меняется вместе с местом, говаривал сотник. В деревне не бывает так, чтобы дети остались без опеки. Всем нужны рабочие руки – на каждого сироту найдется своя задача в любом хозяйстве. Но стоит отъехать всего на пару дней от деревни – и эти дети уже никому не нужны, работы не хватает даже горожанам, куда еще лишние рты?
Первый враг выглянул на крыльцо. Бородатое лицо сморщили шрамы, покрывающие лысую голову мужчины. Невысокий, но крепко сбитый.
Я оставался в тени дома, не шевелясь – спешить ни к чему. Стоящий на стреме пленитель должен подать сигнал, что все чисто. Иначе подельникам будет нельзя сунуться на улицу. Одно дело, когда на твои грехи смотрят сквозь пальцы, другое – творить зло и беззаконие на глазах горожан. Какими бы ни были местные, сомневаюсь, что им будет по нраву подобное.
Постояв пару минут, он обернулся к дому, что-то гортанно рявкнул в распахнутые двери. Послышалась возня, сдавленные крики. Сам же пленитель вытащил кисет с трубкой, тут же утратив интерес к окружающему миру.
Шагнув на каменную ступеньку, я отвел руку с мечом вниз, готовясь нанести удар. Враг на короткое мгновение замер, я тоже остановился.
– Апчхи! – рявкнул он, разбрызгивая сопли и рассыпая табак. – Твою мать, солнцеликий пес тебя имей, Ворка! – пробормотал он, утирая лицо тряпкой.
Больше не оттягивая, я резко подшагнул вперед и точным ударом вогнал клинок в печень крепыша. Пленить всхлипнул, разбросал руки, роняя зазвеневшую по камню трубку. Критическое повреждение, при таком не выживают.
Завалиться я ему не дал, с проворотом вытянув меч, подхватил падающее тело и усадил рядом с дверьми. Протерев лезвие о стремительно бледнеющий труп, приоткрыл створку, заглядывая внутрь.
Темный коридор освещался лишь лунным светом, пробивающимся сквозь щели в досках, набитых на окна. Здесь явно очень холодно зимой – даже остатки межкомнатных дверей давно вырваны с корнем и пущены на костер – солнце мертвых позволяло увидеть копоть, окрасившую стены до самого потолка.
Ступая очень осторожно, я двигался вперед, вслушиваясь и стараясь унять биение собственного сердца. Кто-то сдавленно кашлял на втором этаже, в соседних комнатах стонали люди. В воздухе витал смрад нечистот и давней смерти.
Перед глазами возникла деревня обреченных. Наш отряд наткнулся на нее совершенно случайно. И едва не угодил в лапы отвратительной смерти. Нет ничего страшнее для воина, чем умирать в собственной гнили от болезни. Чума, зародившаяся где-то за краем, выкосила четверть населения юга. И это лишь потому, что власти вовремя опомнились, выставив заслоны и безжалостно уничтожая всех, кто рисковал ткнуться на север. Тысячи погибших усеяли землю, кормя ворон и степных грызунов. Даже шакалье, с радостью жрущее падаль, сторонились умирающих заживо людей.
В нос ударил запах горелой плоти, возвращая меня из воспоминаний на землю. Я сморгнул наваждение, глядя на закутанного в тряпки старика. Он подслеповато щурился, стараясь углядеть меня, руки дрожали, когда он раздвинул свои обноски. Черные, покрытые глубокими язвами, узловатые пальцы, вытянулись, пока не достигли изъеденных обморожением губ. Вторая рука обреченного указывала мне за спину. Медленно оборачиваясь, я успел подумать, что старика нужно сжечь. Слишком живо мне вспомнились гекатомбы человеческих тел, собранных мортусами.
В соседнем со стариком проходе перед тремя мальчуганами в обносках стоял пленитель. Удерживая три поводка, он что-то угрожающе шипел детям, пока те старались не выдать мое присутствие взглядом. Вот же! Чуть было не попался! Хорошо, пацанята попались сообразительными.
Переложив рукоять в ладонь обратным хватом, пригибаясь двинулся к противнику. Нечего шуметь, не думаю, что на случай стычек у парней не найдется бумаги разрешающей воровать детей прямо с улиц. Пусть лучше они просто передохнут.
Медленно выпрямившись за спиной пленителя, я дождался, пока он в очередной раз тряхнет руками, заставляя мальчишек болезненно корчиться на холодном полу. Ошейники-то с сюрпризом, подумал я, уже хватая врага за голову.