Проклятый

Ставни, конечно, заперты, но прежде надо взобраться, а потом уж думать о ставнях. Кар поставил ногу на каменный носок. Нащупал выступающий край наколенника. Подтянулся, забросил ногу на полусогнутое львиное колено. Хватаясь за холодный камень, осторожно выпрямился. Перевел дыхание, оценивая предстоящий путь. Гарда, затем перчатка, локоть, плечо, и наконец, корона. И впрямь почти лестница. Представился Гарион, молодой, с обеими ногами, взлетавший по каменному льву навстречу протянутым рукам матери Сориана. В прежние времена между сумрачным братом-принцем и безукоризненным герцогом не водилось дружбы, но сейчас глухая обида за старого булочника шепнула: а так ли случайно погиб Гарионов сын, взявший в жены убийцу? Лаита – дочь безвестного разорившегося баронета, ее приняли и обласкали в высшем обществе лишь благодаря стараниям тетушки-баронессы. И вот красавица надевает корону герцогини, а вскоре вслед за нею и вдовий наряд. Случайность? И случайно ли, помимо ее светлости, некому наследовать герцогство? Разве не достойная благодарность со стороны Верховного жреца?

Кар улыбнулся в темноте. Ему не нужны лишние причины убить Лаиту, он и так готов это сделать. Легко, словно тень, и так же бесшумно, вскарабкался он на резной обод каменной короны. Окно зияло безмолвной черной дырой. Кар уперся коленом в край ниши, рука протянулась в темноту. Нащупала сомкнутые створки. Заперто. Кар толкнул сильнее. Ударить стекло рукоятью меча? На шум прибегут слуги… Неожиданно створки поддались – Кар с трудом удержал равновесие. Засовы ненадежны, или хозяева беспечны – неважно, если путь открыт. Кар змеей скользнул в окно. Спрыгнул на пол.

Гарион сказал правду. Кар пожелал старому булочнику долгих лет жизни и титула короля пирогов. В который уже раз проверил зачем-то меч, хоть и видел уже, что убивать пока некого. Спальня была пуста. Отсветы камина озаряли ее скудным красноватым светом. Огонь, вероятно, разожгли к приходу хозяйки: каменные стены холодят даже в теплую ночь. Если так, скоро она будет здесь.

Кар прошел, осторожно ступая по мягкому ковру. Слева закрытая дверь, справа – резные сундуки. Напротив – приготовленная постель. На невысоком столике серебряные кувшин и кубок, тарелочка с печеньем. Запах роз и чего-то еще, невыносимо сладкого. Да, спальня принадлежит женщине.

Лучшего укрытия в комнате не нашлось, поэтому Кар притаился за отдернутым пологом у постели. Обнажил меч. Сердце взволнованно колотилось – смешно, если подумать. О чем беспокоиться теперь, когда зашел так далеко? Нанести удар он успеет. Успеет, наверно, даже сбежать через окно, хотя бы до ворот. С легкой усмешкой подумал Кар о тех, кто назвал бы его действия бесчестными, преступными – Дингхор, Гарион, сам император Атуан. Даже Чанрет встречает врагов на поле боя, а не подстерегает ночью у кровати. Но Лаита не заслуживает лучшей смерти. Император спал в ее объятиях – нет предательства хуже. Кар довершит начатое, пусть даже потом от него с презрением отвернутся все, чьей дружбой он так дорожит.

Ждать пришлось долго. Тело затекло от неподвижности. Кар осторожно переступил. Перекладывая меч из одной руки в другую, размял пальцы. И опять замер, недвижимый, словно каменный лев под окном.

Наконец скрипнула дверь. Первой в комнату скользнула служанка, в белом платье и ночном чепце похожая на приведение. Склонившись, добавила дров в камин. Подожгла лучину, поднесла ее к двойному подсвечнику на столе. Огоньки заплясали, вторя движениям вошедших. Бросив лучину в камин, служанка присела в реверансе и выскользнула из спальни.

Камеристки – молодая, не старше пятнадцати лет, худенькая девушка, и пожилая дама с заспанным лицом – сновали вокруг неподвижной Лаиты, снимая и убирая в шкатулки украшения, расчесывая волосы, распуская завязки платья. Герцогиня, казалось, замечала их не больше, чем заметила бы кружащих мух. Глубокие синие глаза мечтательно сощурены, на губах легкая улыбка: мысли Лаиты далеко. Вот убрано тяжелое лиловое платье, расчесаны волосы. Молодая камеристка уложила их в толстую косу. Старшая шагнула к постели, намереваясь откинуть для госпожи меховое одеяло. Сейчас она дернет занавесь, завизжит… Кар перестал дышать.

– Идите, – приказала Лаита.

Послушно, как бессловесные твари, женщины присели перед герцогиней и вышли. Дверь затворилась.

Сейчас. Сердце ударяло куда-то в горло, руки вспотели. Лаита, повернувшись спиной, взяла со стола кубок. Поднесла к губам. С одной стороны ее освещал камин, с другой – свечи. Сквозь тонкий шелк рубашки Кар видел ее тело. Видел – и не мог отвести глаз. К этому искушению он не был готов. Неужели он способен желать ее, кого ненавидит со всей силой оклеветанного, приговоренного к смерти изгнанника? Мгновения уходили, тягучие, словно капли смолы, а Кар все смотрел на герцогиню. Расширенными от ужаса глазами, но смотрел.