Проклятый

Склонив голову, мужчина зазвенел ключами. Кар мельком посмотрел на полотно. Вздрогнул от неожиданности, вгляделся. Медленно подошел ближе.

Не в том дело, что редко встретишь подобное мастерство. И не в том даже, что вышивальщик, достойный ткать гобелены для дворцов, сторожит подземелье. Белая ткань казалась озаренной светом осеннего дня. К чистому небу возносились башни столичного храма. Темным пурпуром и золотом сверкали одежды выходящего на площадь императора, пурпурным, золотым и белым – молодого принца, на чью руку император опирался тяжело, как человек, удрученный недугом. Лиц было не разобрать, но эти наряды Кар помнил прекрасно. Ярким многоцветьем заполнили площадь знать и придворные, вдали скромно теснился простой народ. Ошеломленным взглядом Кар обежал придворных, вспоминая, где стоял в день последней церемонии Благодарения. Вот – темно-синяя накидка, белая с серебром туника. Унизанный алмазами венец брата-принца на черных, как ночь, волосах. Люди вокруг расступились, будто сторонясь зловещей фигуры, хотя на самом деле в тот день Кара теснили со всех сторон. Кроме этой небольшой детали – все точно. Подобное мог создать лишь человек, сам бывший на роковом празднике.

В груди похолодело. Кар поднял глаза от картины – и встретил ненавидящий взгляд Арния, императорского камердинера, любимого слуги, почти друга императора Атуана. Притворяться не было смысла.

– Откуда вы здесь, Арний? – неловко спросил Кар.

Тот оглянулся на меч, оставленный на скамье. Видно было, как здравый смысл борется с желанием схватить оружие и немедленно пустить его в ход. Не будь здесь камеристки, Арний наверняка бы так и сделал. Теперь же он стиснул руки на груди и ответил:

– После смерти государя ее светлость взяла меня к себе.

«Но она же…» Слова замерли в горле. Она убила императора? Убийцу Арний видит сейчас перед собой. А герцогиня – последняя любовь императора, несчастная девушка, оплакивающая возлюбленного и господина. Но Лаита! Зачем ей это? Что за извращенные мысли в ее прекрасной голове? Еще Кар подумал, что знает, как Лаита утешала осиротевшего слугу.

С усилием разжав руки, Арний открыл тяжелую створку ворот. В подземелье ворвался не по-летнему холодный ветер. Кар приблизился, и тогда бывший камердинер шагнул к нему, став совсем близко. Очень тихо, чтобы не услышала Иннита, проговорил:

– Не знаю, зачем вы явились сюда, ваше высочество, – титул прозвучал, как пощечина. – Я не нарушу приказ ее светлости. Вы можете идти. Но знайте, мы когда-нибудь встретимся снова, и тогда я убью вас, ваше высочество.

«Ты служишь убийце, а мечтаешь отомстить мне!» Он сказал бы Арнию правду, но тошнотворной сладостью жило воспоминание о прошедшей ночи, на губах цвел запах ее волос. Кар склонил голову.

– Я запомню это, Арний.

И вышел навстречу холоду раннего утра, в горький запах травы на склоне замкового холма. Ворота с глухим лязгом захлопнулись. Естественная впадина, заслоненная двумя вековыми соснами, скрывала их от посторонних глаз; оглянувшись через десять шагов, Кар не сумел разглядеть вход в подземелье.

Серые тучи, всю неделю напрасно обещавшие дождь, набухли свинцовой тяжестью. В отдалении сверкали молнии. Холодный ветер метался, как взбесившийся пес, рвал с плеч одежду, клонил к земле верхушки деревьев. Полусон-полубезумие, оставленное жаркими прикосновениями Лаиты, выветрилось. Кар обхватил плечи, сберегая остатки тепла. Пригибаясь, побежал под ледяными порывами вниз и в обход холма, к мосту. Там, на другом берегу реки, ждал привязанный под ивами конь – единственное теперь имущество Кара. И следовало благодарить ненастье за жестокий озноб, изгнавший все другие чувства. Даже самый проклятый колдун не сможет предаваться черным мыслям, стуча зубами от холода.

Конь оказался на месте, и седельные сумки нетронуты. Он встретил Кара приветственным фырканьем, ткнулся носом в раскрытую ладонь.

Кар затягивал подпруги, когда ветер внезапно стих, и на испуганную землю упала тишина, как будто гигантская ладонь разом притушила все звуки. В этой тишине Кар вывел коня на дорогу. Вскочил в седло. Бежать, бежать, неважно куда, в дождь, в бурю, лишь бы не видеть ее замка, не дышать ее воздухом! Глухая дробь копыт – единственный звук в замершем мире. Прочь от серой глыбы замка, лишившей изгнанника последнего утешения, последней надежды – мести. От запаха роз, от змеиных объятий, от сочных, желанных губ. Стоит задержаться, повременить – и Кар вернется, и станет умолять, пресмыкаться, лишь бы снова обладать той, которую ненавидит. Затишье кончилось, ледяные струи хлынули с неба, мгновенно размыли дорогу. Из-под копыт полетела грязь. Плащ не защитил, мокрая одежда облепила тело. По лицу текла вода. У Кара застучали зубы в такт ударам копыт. Прочь, прочь…