Проклятый

– Это ты ошибся, Амон, – сказал он. – Ты настоящий маг, твое упрямство подтверждает это. Я не намерен тебя заставлять. Ты подчинишься сам.

– Нет. И мое имя Карий. Так назвала меня мать, и я не променяю это имя на твое.

– Твоя мать, – равнодушно сказал отец, – была всего лишь дешевой шлюхой. Она досталась мне за одну монету. Золотую, других у меня не было. Но хватило бы и медной…

Он не договорил. Кар вложил в удар всю Силу, всю обиду и ярость, что кипели в его душе. Ударил, метя в сердце, зная, что второго удара сделать не сможет. Огненная молния вонзилась в грудь Сильнейшего – и угасла, бессильная причинить вред. Амон не шевельнулся.

– Неплохо, – заметил он. – Теперь слушай и запоминай. Если ты еще раз попробуешь на меня напасть, я не стану тебя убивать. Я просто выпью твою Силу. Вот так.

Это было похоже и не похоже на кокон, поставленный Ирэном. Клубок тьмы зашевелился, потянулся от Кара к Сильнейшему. Тело и разум сковала неподвижность. Накатывала обморочная слабость. Все, что мог Кар – молча смотреть, как в темный коридор, связавший его с отцом, медленно уходит Сила, более драгоценная, чем жизнь.

Наконец Сильнейший оборвал пытку. Тьма с глухим ворчанием свернулась в клубок. Затихла возле сердца Кара.

– Выпив ее всю, – продолжил отец, – Я отвезу тебя в Империю и отдам, беззащитного, твоим любимым дикарям. Уверен, они рады будут казнить тебя, как казнили твою мать.

– Что?!

Кар хотел встать. Не смог – ноги отказались служить. Крикнул со всей силой отчаяния:

– Это ложь!!!

– Я не лгу, – спокойно ответил отец. – Я собирался сказать, когда ты прервал меня. Несмотря на то, кем была твоя мать, я оказал бы ей должное почтение, раз признал тебя сыном. Но не смогу этого сделать. Она казнена по приказу императора дикарей.

– Но почему?!

– Тебе лучше знать дикарские законы. Разве женщина, родившая от колдуна, не подлежит казни?

– Да, но…

– А ты к тому же считаешься убийцей их императора. Тебя они найти не смогли.

– Я не верю тебе. Эриан не мог…

– Подойди.

Кар встал, пошатнувшись. Остановился перед отцовским креслом.

– Дай мне руки, – велел Сильнейший. – И смотри.

Сжав твердые ладони отца, Кар потянулся к его памяти. Вошел – туда, где едва ли бывал кто-то из живущих магов, в древний разум последнего из подданных старой Империи, в память цвета засохшей крови, хранящую отблеск тысяч смертей. Огляделся. В худшем кошмаре он не смог бы представить, как здесь страшно. Один час здесь лишил бы рассудка любого; отец же веками носил ее в себе.

– Смотри, – повторил отец.

И Кар увидел. С большой высоты, но четко, как бывает, когда смотришь глазами грифона. Увидел знакомую площадь между дворцом и храмом, яркие наряды знати, алые сутаны жрецов, теснящийся вокруг простой народ. Увидел помост правосудия, что ставится при суде и казни важных преступников. На белой половине помоста, означающей правосудие, белый престол Эриана – повзрослевшего, раздавшегося в плечах. На красной половине, значащей обвинение, алый престол Верховного жреца. Плаху на возвышении посреди площади, черный капюшон палача, женщину на коленях, со связанными за спиной руками.

Увидел, как император кусает губы, как машет рукой, подавая знак, как улыбается жрец, как мать склоняет голову, блестит в солнечном свете лезвие топора…

– Хватит! – крикнул Кар, отнимая руки.

Видение погасло.

– Я был там, но помочь не мог, – негромко сказал отец. – Решай, Амон. Я не стану принуждать тебя. Ты мой сын, а не раб. Выберешь сохранить верность убийце, которого зовешь братом – уходи. Возвращайся к ним. Но знай, ты будешь чужим везде и в конце концов все равно погубишь их. Так я предрек, зачиная тебя им на беду, и так будет. Или выбери свой народ и своего отца – и отомсти за мать. Решай.

Лунный свет, золотые волосы… «Мой принц. Мой брат. Убийца!» Кар помедлил всего мгновение. И ответил твердо:

– Я выбираю тебя, отец. Я сделаю, как ты велишь.

Он больше не приходил в Зал Познания. С ним занимались Сильные, кто-то чаще, кто-то реже, но хотя бы по одному разу – каждый из семерых. Обучали его не столько заклятиям, сколько владению собственной Силой, и Кар не переставал удивляться, как бездумно расходовал ее до сих пор, как мало получал, отдавая так много. Он жадно внимал достигшим совершенства, боясь упустить хоть слово, с радостью брался за самые трудные задания. Сильные не знали снисхождения, Кар же не просил его. Он чувствовал – маги требуют не больше, чем ему под силу. Как бы ни приняли они полудикаря пять лет назад, теперь все, даже Лэйн, признали в нем настоящего мага. Точку в споре поставила Сила и жажда, веками сжигавшая их сердца. Жажда вернуть Империю.