Проклятый берег

Альфонс и два его товарища устроились в цистерне совсем по-домашнему. Перед отъездом бродячего цирка они, не пожалев трудов, но зато с малыми затратами приобрели занавес и покрыли им холодные камни. Спали все трое на раме от грузовика.

– Что нового, Копыто?

– Чурбан Хопкинс сидит на барже, завернутый до пят в скатерть, и очень ждет вас.

Я рассказал ему нашу грустную историю. Альфонс негромко чертыхнулся. Его товарищи выругались громко. Попался бы им только сейчас Турецкий Султан!

– Дайте поскорее какую-нибудь одежку, – поторопил я.

– Ты что? Может, мы похожи на кинозвезд? У кого это из нас водится лишняя одежда?

– Но ведь нельзя же, чтобы Хопкинс так и состарился, завернутый в скатерть!

– Этого и мы не хотим. Придется костюм у кого-нибудь позаимствовать.

– Ребята! – заметил я. – Надо будет сделать это по-честному, потому что сегодня именины моей матери.

– Ладно! Подпоим кого-нибудь, – сказал один из постоянных компаньонов Альфонса, а другой возразил, что дешевле обойдется хорошенько стукнуть этого кого-нибудь.

На том и остановились.

К счастью, в бараке рабочих, ремонтировавших дорогу, нам удалось без всякого насилия обзавестись промасленным, дырявым халатом. На время сойдет и он.

Мы поспешили к барже. Был уже поздний вечер, что-то около одиннадцати. На набережной не было ни души.

– Которая из них? – спросил Альфонс, показывая на стоящие у причала баржи.

– Вон та, в тени… За угольщиком.

– Стойте здесь, – приказал он своим компаньонам. – Если что будет неладно, дадите знак. А ты пойдешь покажешь дорогу.

Подойдя к сходням, я пронзительно свистнул. Тишина… Заснул он, что ли, от расстройства чувств? На том месте, где мы с Хопкинсом ждали возвращения Турка, лежала брошенная на палубу скатерть.

– Наверное, ушел вниз, чтобы не сидеть тут одному голым. На берег нагишом он не отправился – не такой это человек.

– Что верно, то верно. Хопкинс за своей внешностью следит. Спустимся, стало быть, в трюм. Может, он нашел покрывало получше и завалился спать.

Люк мы нашли без особого труда – оттуда так несло запахом соленой рыбы. Фонарик Альфонса осветил гнилые доски обшивки трюма.

– Вон и ящик стоит, – сказал я. – Тот, в котором будто бы лежит труп.

– Ну и что?

– А кто знает – нет ли чего при покойнике?

– Исключено.

– Почему?

– Потому что, как только ты ушел, Чурбан немедленно поспешил в трюм, чтобы взглянуть на покойника. Либо там ничего не было, либо Хопкинс переоделся и ушел.

– Вряд ли, – заметил я.

– Почему?

– Потому что, если бы там была какая-нибудь одежда, Турецкий Султан не стал бы ждать нас, завернувшись в скатерть.

– Верно.

– Все равно, взглянем.

Мы, спотыкаясь, спустились вниз. Альфонс светил фонариком, а я прихватил ломик, но это оказалось лишним – крышка ящика не была закрыта.

Альфонс направил луч фонарика внутрь ящика, вскрикнул и выпустил фонарик из рук.

Я почувствовал, что у меня ум за разум заходит…

В ящике лежал Чурбан Хопкинс!

Мертвый!

– Каррамба! – выругался Альфонс. Выругался от волнения почти шепотом, но вы бы ошиблись, попытавшись сделать выводы о его происхождении по вырвавшемуся у него проклятию. Он редко дважды подряд ругался на одном и том же языке. Если судить по репертуару ругательств, его можно было бы отнести к любой нации земного шара. Впрочем, сильно сомневаюсь, что они стали бы оспаривать Альфонса друг у друга.

– Ты, – прошептал он. – Копыто!.. Что… что ты скажешь?

Я не знал, что сказать. Просто стоял, словно окаменев. Господи… Бедняга… Чурбан, добрый, старый товарищ…

Альфонс поднял фонарик. Одежды на трупе не было. Все было в крови, но рана не была видна. Только когда мы перевернули Хопкинса, выяснилось, что он получил пулю в затылок.

– Мы найдем, кто это сделал, – сказал я.

– Правильно…

– И расплатимся за Хопкинса сполна.

– Даже, если понадобится, с процентами…

Мы стояли понурившись. Мало на свете таких веселых, добрых, настоящих парней, каким был Чурбан Хопкинс.

– А теперь… прежде всего похороним беднягу как следует, по-матросски.

– Тихо! – сказал Альфонс, хватая меня за руку. Что-то двигалось в темноте, но не похоже было, что это крыса бегает по доскам трюма.

– Посвети…

Альфонс направил луч фонарика в угол и…

Прыжок… Какая-то тень бросилась к трапу.

Мы бросились вслед за ней. Альфонс, столкнувшись со мною, упал, и нас окружила кромешная темнота. Загремели ступеньки трапа, но прежде чем беглец успел добраться до люка, я схватил его за лодыжку. Мы покатились вниз, и тут мне удалось вслепую хорошенько влепить ему кулаком.

Я – человек набожный, но о моем левом прямом с уважением отзываются самые видавшие виды парни…

– Посвети! – пропыхтел я.

Вспыхнул свет – и я остолбенел даже больше, чем несколько минут назад.

На полу с разбитым, окровавленным лицом, в полубеспамятстве сидел Турецкий Султан. В красных шароварах!

– Убьете меня теперь? – спросил Султан.

Это уж точно, – ответил я, потому что не люблю обманывать.

– Но не исключено, – задумчиво проговорил Альфонс, – что сначала мы тебе что-нибудь отрежем. Ухо, нос или еще что-нибудь, ведь просто убить тебя – явно мало.

Турок закурил.