Проклятый дар

– Милый, ты хорошо помнишь папу? – спросила она, накладывая ему вареные овощи деревянным черпаком.

Прикинув, что мог бы помнить ребенок, Франсуа осторожно ответил:

– Нет, мам, не очень.

– Ты скучаешь без него?

«Да уж, скучаю по самому себе», – с горечью подумал Франсуа. Он снова помедлил.

– Ну-у… да…

– Тебе, наверное, очень не хватает отца, сынок? – продолжала допытываться Женевьева.

«Она так никогда не дойдет до главного».

– Мам, к чему ты все это говоришь?

– Видишь ли, дорогой, – старательно избегая его взгляда, нерешительно проговорила женщина, – я просто подумала, что тебе, наверное, нужен отец…

– Ты что, замуж собралась?

Женевьева залилась краской.

– Ну… в общем-то, могла бы… если тебе это не будет неприятно…

– Ну что ты! Делай, как тебе хочется. А кто он?

– Это один мой старый друг, ты его не знаешь, – с видимым облегчением проговорила она.

Мальчик встал из-за стола и, легонько ткнув Женевьеву локтем в бок, направился к двери.

– Все в порядке, мам, женитесь, коли он тебе нравится.

Франсуа был озадачен. Что это за старый друг такой? Он знал Женевьеву с пеленок, но не мог представить, кто бы это мог быть. Возможно, кто-то из приятелей ее отца? Тогда этот ухажер уже старик, ему за пятьдесят. «Господь милосердный, за что мне это – видеть свадьбу собственной жены?!»

Вечером Женевьева предупредила сына, что в воскресенье придет «тот самый господин».

– Он очень хочет познакомиться с тобой, дорогой.

Что ж, он пройдет и через это. Он будет милым и предупредительным, лишь бы Женевьева была счастлива. Пусть живет, как ей хочется, а он… он потерпит.

В воскресенье после мессы Женевьева с сыном торопились домой. Не успели они переодеться, как пришел гость. Пока мать открывала дверь, Франсуа опрометью бросился наверх, кинулся на постель и замер, переводя дыхание.

Ох… Сейчас он увидит господина, на которого его променяла Женевьева. Впрочем, он несправедлив. Она хранила верность мужу в течение долгих шести лет после его смерти. И все же ревность, как ядовитая змея, притаилась в его душе, отравляя ее.

– Сыно-ок! – услышал он голос матери.

Надо идти. Он глубоко вздохнул и направился к лестнице.

Внизу в тени пузатого буфета сидел высокий широкоплечий господин в бархатном плаще. При звуке шагов он поднялся и шагнул к лестнице. Франсуа взглянул и… почувствовал дурноту. Он судорожно вцепился в перила, чтобы не упасть, попытался что-то сказать, но из пересохшего горла вырвалось лишь слабое клокотание. Мысли метались, и он, бестолково таращась на гостя, понимал лишь одно: перед ним стоял Филипп де Леруа. Он постарел, волосы подернулись легкой сединой, но это, безусловно, был он, живой и здоровый. Так, значит, он не погиб! Франсуа почувствовал, как тяжелейший груз вины упал с его души. Одновременно он ощутил тихую ярость: он так переживал, так мучился, а оказывается, напрасно! Но почему же его друг так неожиданно исчез, почему не дал о себе знать?!

– Здравствуйте, Франсуа, – промолвил Филипп, – давно я хотел с вами познакомиться.

– Мое почтение, господин, – опустив голову, хрипло пробормотал мальчик. Он кое-как овладел собой и теперь лихорадочно пытался привести мысли в порядок.

– Зовите меня Филипп. Я знавал вашего отца, сударь, и даже имел честь называться его другом.

Франсуа решился. Надо, просто необходимо выяснить, что случилось в тот день у казармы.

– Вы мессир де Леруа? Мне папа рассказывал о вас.

– Да, верно, – с явным удивлением протянул Филипп. – Мне очень приятно слышать, что ваш отец вспоминал обо мне.

Немного позже они сидели за столом. Женевьева хлопотала у печи, а Франсуа, с аппетитом поглощая обмазанную патокой вафлю, расспрашивал Филиппа о его жизни.

– Папа говорил, что вы так неожиданно исчезли…

– Да, – кивнул тот, – конечно, твой отец не мог знать. В школе была компания мальчишек, возглавляемая неким Жаком Тильоном. Мы с Рене все время с ними враждовали. Однажды они подкараулили меня одного…

Франсуа с горечью слушал, как избитого, полуживого Филиппа нашел гарнизонный патруль, тут же отправивший юношу в госпиталь Святого Бернара. Сержант Дюпе, пришедший в ужас от произошедшего, сопровождал его, а наутро лично отправился в Отель Валуа и разыскал там Мишеля и Робера. Несколько дней Филипп находился между жизнью и смертью, братья не отходили от него ни на шаг, а Франциск прислал своего лекаря, строго-настрого наказав ему не дать Филиппу умереть. Много позже, когда юноша несколько оправился, его с величайшими предосторожностями перевезли в графство Ангулемское, в дом родителей, которые и после выздоровления еще долго не желали отпускать сына от себя.

«Иисус-Мария! – думал Франсуа. – Как я мог не спросить сержанта, был ли Филипп жив, когда его нашли! Почему я решил, что он непременно должен был умереть?! А он-то, он-то хорош! За столько лет ни единой весточки. Немудрено, что я считал его мертвым».