– Сударыня, окажите честь скромному лекарю, приняв из его рук эту безделушку. Это опахало, ваше величество, я привез из Генуи, их лишь недавно стали делать тамошние умельцы. Оно защитит ваше величество от духоты. Благоволите поставить вот так вашу руку… да, именно так… когда оно вам не нужно, его можно повесить на запястье.
Сказав это, Франсуа в который раз поклонился и отошел в сторону.
Веер из фиолетового шелка с аметистом, инкрустированным в ручку, дивно подходил к сиреневому платью королевы. Она благосклонно приняла подарок и некоторое время сидела, обмахиваясь. Дамы принялись шумно восхищаться диковинкой. Вдруг Франсуа почувствовал чей-то взгляд, он буквально жег его затылок. Обернувшись, он встретился глазами с госпожой де Пуатье, которая смотрела на него гневным взором. Не успев провести при дворе и пары дней, он умудрился нажить себе грозного врага.
Прием подходил к концу, когда Франсуа окликнул упитанный пожилой господин:
– Мессир де Романьяк?
– Эмм… да… – от неожиданности Франсуа забыл свое новое имя.
– Вас просит к себе королева.
Екатерина стояла у застекленной двери, вокруг нее, как обычно, толпились придворные дамы. Увидев Франсуа, она повелительно махнула рукой, приказывая следовать за собой. Дамы устремились было следом, но она жестом остановила их и вышла в сад. Франсуа несмело шагнул за ней.
– Не желаете ли прогуляться, де Романьяк?
– Почту за великое счастье, сударыня.
Некоторое время они молча шли рядом по аллеям архиепископского сада, потом королева требовательно спросила:
– Что это значит, мессир?
Конечно, Франсуа отлично понял, о чем идет речь, но попробовал изобразить растерянность:
– Простите, сударыня, я не совсем…
– Если вы не будете откровенны, мы не сможем понять друг друга, – оборвала его Екатерина. – Вам придется объяснить, откуда у вас перстень рода де Ла Тур.
– Ваше величество, – осторожно начал Франсуа, – я ни в чем не солгал. Я действительно родился в Оверни и жил в Романьяке до одиннадцати лет, в крестьянской семье.
Королева удивленно подняла брови:
– Вы не похожи на крестьянина. У вас манеры аристократа.
– Вы совершенно правы, мадам. Был в моей жизни эпизод, о котором мне не очень приятно вспоминать, тогда-то мне и пришлось научиться хорошим манерам.
– Оставим это пока, – властно перебила Екатерина. – Продолжайте.
– Родители, особенно мать, обращались со мной плохо и не скрывали, что я подкидыш. Несколько раз к нам в дом приходил какой-то солидный господин и платил моей матери, я сам это видел. А однажды он повел меня гулять в лес, мы долго шли, а потом выбрались к дороге, где стояла карета. На ее дверце был тот же самый герб. В карете сидела дама, она осыпала меня поцелуями, плакала. Потом подарила мне какие-то игрушки, много, и вот этот самый перстень. Велела никому его не показывать. Это кольцо я сохранил, его-то вы и видели.
– Когда это было?
– Не могу сказать уверенно, сударыня, я был тогда совсем мал. Году в двадцать третьем – двадцать четвертом.
– А сколько вам сейчас?
Франсуа было ровно тридцать, но, придерживаясь биографии Бланки, он ответил:
– Двадцать семь.
– И что же, эта дама приезжала лишь однажды?
– Да, ваше величество. Думаю, вскоре после нашей встречи она умерла.
– Почему?
– Моя мать поначалу относилась ко мне весьма сносно, но потом что-то явно произошло, и она меня возненавидела. Поэтому когда я подрос, то сделал вывод, что моя настоящая мать умерла и перестала платить за меня.
Немного помолчав, королева задала очередной вопрос:
– Что было дальше?
– Когда мне было одиннадцать, я сбежал, сударыня. Долго скитался, добрался до Генуи, переменил фамилию на Легран и нанялся юнгой на торговое судно.
Франсуа бегло описал дальнейшие события. Было видно, что Екатерина заинтересовалась рассказом и несколько оттаяла.
– И что же, вы никогда не пытались разгадать тайну своего рождения?
Он затаил дыхание. Конечно, королева уже сделала какие-то выводы, но от его ответа сейчас многое зависит. «Господи, помоги мне!» Помолчав, он вздохнул:
– Пока я был ребенком, я, конечно, ничего не понимал. Потом, когда вырос, я думал об этом, сопоставлял известные мне факты с детскими воспоминаниями… Все дамы рода де Ла Тур к моменту моей встречи с матерью уже умерли, кроме одной – Анны, графини Оверни.
– Вы считаете, что она и есть ваша мать?
Франсуа развел руками:
– По-другому не получается, мадам.
Но в Екатерине все еще чувствовалось сомнение. Франсуа шел ни жив ни мертв. Он поставил на карту все, и если обман раскроется, не сносить ему головы.
– Как звали крестьян, которые вас усыновили?
«О господи! А если она захочет проверить?!»
– Дюваль, сударыня, Мария и Жером Дюваль.
– Что ж, – вздохнула королева, – возможно, вас действительно следовало бы называть граф д’Овернь.
– Ваше величество, дворянства, которое мне пожаловал сегодня ваш добрейший супруг, право же, хватит, – улыбнулся Франсуа. – А имя графа д’Овернь пусть носит тот, кто его носит, я не претендую.
– А вы знаете, кто сейчас его носит?
– Нет, сударыня, – солгал Франсуа. Конечно, он прекрасно знал, что Овернь принадлежит Екатерине.