— Кое-что весьма интересное. В девяностых годах Мартюшин в составе группы офицеров, тогда еще милиции, побывал на стажировке в США, в рамках обмена. Мы же тогда были «Россия и Америка — братья навек!». Учился он там полгода, вернулся, и его карьера пошла в гору как на дрожжах. Очень занятное совпадение, не правда ли? Кстати, один из таких стажеров руководил областным ОВД в том регионе, где особенно вольготно себя чувствовали американские компании, которые занимались лицензионной деятельностью, но с нарушениями нашего законодательства. Другой руководил УВД области, где более пятнадцати лет орудовала организованная преступная группа некоего Горибахи. Пришел на его место другой руководитель, не из тех стажеров, и банда тут же отправилась на нары. Ее главарь получил пожизненное.
— Ты считаешь, что всякий человек, который учился или работал в США, заведомый коррупционер или предатель? — чуть запальчиво, с нотками иронии уточнил Петр. — Но ведь и их офицеры учились в России. Получается, что и у нас самих там тоже есть своя агентура, не так ли?
Лев Иванович проигнорировал его иронию и проговорил:
— Разумеется, не все люди, побывавшие в США, становятся агентами влияния. Но многие. Кстати, из тех американских курсантов, которые учились у нас, ни один не получил генеральских погон. Они занимали далеко не самые высокие посты, а к концу девяностых всех их вообще вымели с работы. А ты не в курсе, почему американцы так яро добиваются межшкольных обменов? Причем к нам едут подростки постарше, а им тринадцатилетних подавай. Именно в этом возрасте, уважаемый господин генерал, ребенок формируется как будущая личность. Идеи, вбитые в его головенку, он воспринимает как свои собственные. Поэтому у нас эту систему и прикрыли. Но америкосы нашли другую лазейку. Они продолжили эту же практику обменов, правда односторонних, используя частные коммерческие фирмы. Наших детей к ним везут на перепрошивку, говоря компьютерным языком. Ты ведь наверняка помнишь теорию шахматной доски Збигнева Бжезинского, ныне уже покойного. Американцы получают наших пешек. Своими деньгами они усиленно продвигают их к политической восьмой горизонтали, на роль ферзей и даже королей России. Я со страхом представляю себе, кто проберется в российскую власть лет через восемь-десять и куда эти кадры потом поведут нашу страну.
— Лева, хватит этих теорий заговора! — заявил Орлов.
— Кстати, анекдот! — сказал Крячко и саркастично усмехнулся. — Разговаривают две овечки. Одна говорит: «Представляешь, на днях я от коровы услышала такое! Оказывается, люди очень коварны. Всю жизнь они нас стригут, забирают у нас ягнят, а потом, когда им захочется есть, нас режут на шашлык». Другая ей: «Что ты слушаешь эту шизофреничку корову? Вечно у нее на уме всякие эти теории заговора!»
— Кстати, на Западе лагеря смерти с газовыми камерами и крематориями уже давно объявляют политической фикцией, эдакими декорациями, где на самом-то деле никогда никого не убивали. Здорово, правда? — Гуров улыбнулся и в упор посмотрел на Петра.
— Хорошо. Пусть вы будете правы. Мартюшин — проамериканский мерзавец, Береженников — гений, которого сознательно шельмуют. Но как быть с десятком человек, которых Береженников лечил, а они потом умерли? — Петр прищурился и даже подался вперед.
— Твою дивизию! — Гуров хлопнул себя ладонями по бедрам. — Если исходить из этого, то вообще всех до единого врачей надо как минимум отправить на Колыму! У них ведь тоже есть смертельные исходы. Врач он не бог. У него тоже есть предел возможностей. Петр, я сейчас открою тебе страшную тайну. Врачи ведь тоже уходят из жизни, иной раз даже раньше своих самых тяжелых пациентов. Представляешь? А тебе сказали, скольких людей Береженников реально спас? Вот-вот. Скажи, чем он поможет человеку у которого, например, полностью деградировали почки или переродилась печень? А если пациент попал в автокатастрофу? Это, конечно же, прямая вина профессора. Да?
От таких доводов Орлов заметно смешался и явно не мог найти аргументов в поддержку своих суждений.
— Но он хоть отчасти раскрыл вам, в чем суть его метода? — осведомился генерал.
— Да, кое-какой информацией поделился, — сказал Лев Иванович, откинулся в кресле и положил ногу на ногу. — Над проблемой долголетия он работает чуть ли не со студенческих лет.
Как рассказал Гуров далее, впервые о возможностях не менее чем двукратного продления нашей среднестатистической жизни Николай Береженников задумался, когда еще был на Памире. Наблюдая за аксакалами горных кишлаков, которым было более сотни лет, он не мог не отметить, что те, как и в молодости, бодры духом, крепки телом и вполне работоспособны. Этому содействовало много факторов. Николай Береженников старательно собирал всю эту информацию.
Но настоящий, можно сказать, прорыв произошел после его знакомства с одним тамошним табибом, то есть народным лекарем. Тот славился своими способностями по всей округе. Для пополнения знаний табиб неоднократно совершал путешествия в Китай, Монголию, Индию, Тибет.