Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 1

В ту последнюю зиму Иешуа часто бывал беспокоен. Он уходил в холмы один, еще до рассвета, и возвращался поздней ночью, продрогший, голодный с запавшими глазами. Проповеди его, на которые собиралось все больше и больше народа, стали страстными, но куда менее логичными, чем те, с которых он начинал. Все желающие услышать Га-Ноцри уже не вмещались в синагоге Капернаума, и те, кому не удавалось пробраться вовнутрь здания, расспрашивали счастливчиков, успевших занять место в зале, что именно говорил равви. Несколько раз я слышал настолько вольный пересказ проповедей Иешуа, что удивлению моему не было предела.

Несмотря на то, что слухи о Га-Ноцри были противоречивы — одни считали его пророком, другие же — мошенником, поклонников у него прибавлялось с каждым днем. Ничего удивительного — я и сам был горячим его поклонником! Его притчи трогали меня, заставляли совершенно по-другому смотреть на мир: что с того, что большинство этих историй я слышал и ранее: в устах моего друга даже многократно рассказанное приобретало иной смысл!

К Иешуа нельзя было оставаться равнодушным — каждый знающий его испытывал либо любовь, либо ненависть — серединных чувств он не вызывал.

Его истории передавали из уст в уста, искажали, пересказывали своими словами, меняли для того, чтобы сделать их смысл доступнее (хотя Иешуа старался никогда сложно не говорить!). О нем сочиняли сказки, а Восток любит сказки, его бранили почем зря, а Восток любит тех, кого бранят, — и эти россказни приводили к тому, что ряды жаждущих увидеть Га-Ноцри, умножались.

Кто же не захочет увидеть своими глазами человека, который умудрился накормить несколькими рыбами и хлебами тысячи верующих?

Я сам слышал множество историй, в которых количество верующих, рыб и хлебов разнилось от рассказа к рассказу! Я сам присутствовал на проповеди, после которой слухи о сыне Божьем, накормившем верующих, начали расти словно трава после ливня, но кто поверит очевидцу? Всем известно, что нет больших лжецов, чем они!

Не было тысяч голодных верующих.

Иешуа любили слушать, но как собрать на проповедь несколько тысяч человек вне стен Ершалаима? Не было хлебов и не было рыбы. Улов братьев Зевдеевых в этот день оказался скуден и хлеб закончился, а женщины еще не успели испечь новый, и мы все вместе не смогли бы накормить досыта и десятка гостей!

«Но что же было?» — спросите вы.

Было то, что было…

Был рассказ Иешуа о пище духовной — о хлебе жизни, о познании мира, которое радует алчущего более, чем пища земная. О любви к ближнему и любви к Богу, которые важнее для человеческой души, чем хлеб да рыба для тела.

Слушавшие его — внимали и запоминали слова, вот только что понимали они из сказанного?

Через много лет после смерти Иешуа я услышал рассказ о Чуде умножения хлебов из уст немолодого минея.

Он говорил вдохновенно, прикрыв глаза тяжелыми коричневыми веками, и ритмично качал головой, словно молящийся равви. Изредка в его повествовании проскакивали фразы, которые напоминали мне сказанное в тот день — помню, что говорили о манне небесной, которой кормился народ наш в пустыне. Помню речь Иешуа о вечной жизни для тех, кто уверует искренне… Только слово «бессмертие» для него имело другой смысл, и под «жизнью вечной» он понимал совершенно иное.

Тогда мы сидели на берегу Генисаретского озера и по левую руку от нас рассыпалась белыми коробочками по склону, скатываясь к воде, Тивериада — город Ирода Антипы, того самого Антипы, что построил свою столицу на старых могильниках. Того самого Антипы, что презрел Закон Израиля и сотворил кумиров — во дворце его стояли статуи животных и людей. Того самого Ирода Антипы, что превыше власти Яхве полагал власть кесаря Тиберия. Того самого Антипы, что без зазрения совести умертвил безобидного Иоханана Окунающего.

В этом городе жили греки, римляне, египтяне и далекие от веры отцов евреи. Благочестивые иудеи избегали селиться в Тивериаде, несмотря на то, что город был просторен, светел и чист. Он был построен на старых костях и, согласно Писанию, несчастья ожидали тех, кто жил в нем. Некоторые из непримиримых даже не хотели проходить его улицами, чтобы случайно не осквернить стопы прикосновениями мертвой плоти. Я был в Тивериаде — красивый город. Я не думаю, что мертвецы, упокоившиеся в своих могилах, могут причинить кому-то зло или принести несчастье. Но, как говорил Иешуа, — каждому воздастся по вере его.

Погода менялась, может быть, поэтому Петр с Андреем с утра вернулись с пустыми сетями. Над восточным берегом кружилась не сулящая ничего доброго дымка, а легкий ветерок, подувший с севера еще перед рассветом, сменился резкими, сильными порывами. От тяжелого дыхания небес по поверхности озера разбегалась рябь, редкие лодки, вышедшие на воду вопреки здравому смыслу, спустили паруса и на веслах заспешили к берегу.

Собиралась буря.