Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 1

— Сколько из нас могут завтра взять в руки оружие? — спросил бен Яир, обращаясь более к толпе, чем к собеседнику. — Сотня? Полторы сотни? Или мы дадим в руки мечи нашим детям? Даже младенцам? — Он захохотал. — О, да… Это устрашит римлян! Ребенок с мечом в руке! Может быть, женщины остановят легионеров? Что ты смотришь на меня, старик? Одно дело — подносить на стены корзины с камнями, и совсем другое — отражать штурм: сила на силу, сталь против стали! Хочешь, я скажу тебе, сколько воинов завтра может стоять у пролома? Три с половиной сотни здоровых и тридцать пять раненых! Остальные — дети и женщины. Пусть они даже возьмут в руки оружие, но… сколько из них попадет в руки врага, когда битва закончится?! А дети? Ты готовишь им участь рабов? Игрушек для услады тел?

— У них будет шанс уцелеть, — возразил Иегуда. — Пусть многие из них умрут в бою, пусть из тех, кто останется в живых, большинство умрет в рабстве, но те, кто сумеют избегнуть страшной участи, родят детей, внуков, правнуков… Весь народ израильский произошел от двенадцати мужчин, часть семени которых есть в каждом из нас. Кровь каждого из нас будет жить в сотнях наших потомков. Убей тысячу здесь, и через сто лет мы недосчитаемся десяти тысяч!

— Рабов! — выкрикнул Элезар, перебивая Иегуду. — Десяти! Тысяч! Рабов! Рожденные в неволе станут римлянами, а не иудеями! Неужели ты не понимаешь этого, старик!?

— Они будут жить и нести в своих жилах память нашей крови. Назови их, как хочешь, но рано или поздно они вернутся к истокам…

— Если еще истоки будут!

— Истоки — это люди, которые помнят. Сохрани людей — и ты сохранишь истоки. Смерть не имеет памяти, Элезар. Помнят только живые!

Бен Яир бросился к Иегуде, но не ударил, а навис над ним, задыхаясь от злости. Кулаки его судорожно сжимались и разжимались, правая рука шарила по поясу в поисках рукояти сики таким знакомым Иегуде движением.

— И что запомнят эти люди? — просипел он, срываясь на высокие ноты в конце слов. — Что они передадут дальше? Следующим поколениям? А, старик? Что они стали на колени? Что геройской смерти предпочли собачью жизнь в конуре врага? Рабы, старик, рождают рабов!

— Я видел, как рабы рождали свободных, — сказал Иегуда. — И видел, как у свободных рождались рабы. В мире бывает по-разному, Элезар. Но только у мертвого нет будущего. Никакого. Я не призываю тебя сдаться. Я бы отрезал себе язык, если бы он вздумал говорить такое! Но пусть каждый из нас выберет себе судьбу — умереть с оружием в руке, быть плененным или испустить дух от руки соплеменников! Даже Предвечный дал человеку право выбора! Почему ты отнимаешь его у людей?

— У нас не осталось выбора! — пророкотал бен Канвон за спиной вождя. — Мы или умрем, как свободные люди или над нами надругаются. Не смущай людей, старик! Твой век закончился, так уйди с достоинством!

— С достоинством — означает с оружием в руках! — сказал Иегуда твердо. — Я не овца, подставляющая горло резнику. Я человек. И то, что я пережил на своем веку, тебе и не представить. Гордость моя не в том, чтобы спрятаться в небытие, уходя от ударов судьбы, а в том, чтобы нести ответственность за путь, который избран. Не-называемый дал нам жизнь, мы вправе распоряжаться ею. Но он же дал нам разум, чтобы мы знали, как ею распоряжаться.

— Он дал нам мужество — не покориться. Он дал нам веру, которую не одолеть. И если нам надо умереть, чтобы остаться свободными — мы умрем! — прокричал Элезар. — Братья и сестры! Евреи! Готовы ли вы умереть, чтобы не влачить свои дни в рабстве? Готовы ли вы принять смерть от рук своих близких, чтобы ваши тела не подверглись надругательству? Готовы ли вы избавить детей от страшной судьбы?! Готовы ли вы доказать твердость своей веры? Готовы ли вы умереть свободными людьми? Я, ваш вождь, Элезар бен Яир, спрашиваю вас перед лицом Предвечного — готовы ли вы доказать, что вы люди, а не грязь на ногах Господа? Соратники мои! Вы, кто прошел со мной вместе путь от победы под стенами Ершалаима до сегодняшнего горького дня — готовы ли вы оказать своим детям, женам, матерям последнюю услугу? Готовы ли вы железом избавить их от римской неволи? Останетесь ли вы тверды, когда кровь родных людей обагрит ваши руки?

В голосе его было столько страсти, столько силы, столько боли, что по толпе (словно это была не толпа, а одно многоногое, многоголовое, многоликое чудовище!) пробежала невольная дрожь. Воля предводителя сковывала людей, его вера в правоту подчиняла, и в груди слушающих его разгорался тот же страшный огонь, что обуглил душу самого бен Яира.

Иегуда понял тщету своих усилий. Понял, что любые слова убеждения бессильны перед фанатичным блеском этих темных, навыкате, глаз. Происходящее было необъяснимо, но при всем при том Иегуда осознавал, что раньше — не сегодня, а много лет назад — призывы Элезара нашли бы отклик и в его душе.