— Ты меня совсем не боишься? — спросил Морис бесцветным, как выцветшая бумага, голосом. И глаза у него стали мертвыми, подернулись пленкой, словно вода в стоячем пруду. — Почему? Ведь ты ничего не знаешь обо мне, Карл. Если я решу исчезнуть, где ты собираешься меня искать? Я — единственная нить, соединяющая тебя и наших работодателей. А вдруг за мной стоят такие силы, что никакой твой заказ не исполнится по факту? Хватит у тебя воображения представить, что в мире есть огромное количество людей, для которых ты — даже не прыщ на заднице, не угроза, не помеха, а, вообще — никто? Ты вызвал меня в этот притон, ты просишь моей помощи, и при этом ты мне угрожаешь!? Здоров ли ты, герр Шульце? Или несчастья последних дней съели твой мозг? Ты меня не пугать должен, ты должен всем своим видом показывать, что готов у меня даже отсосать, только бы получить еще сутки!
Карл засмеялся. Сначала негромко, потом смело, почти во все горло.
— Ты блефуешь, жабоед! — Шульце быстро наклонился вперед, над столом, не переставая скалиться. От него пахло потом и порохом, и еще — пылью. Морис ненавидел этот запах, слишком он походил на душок тлена, но деваться было некуда, немец был так близко, что можно было рассмотреть даже мелкие волоски, растущие на пористой коже носа. — Блефуешь и думаешь, что способен обмануть меня? Знаешь, в чем между нами разница, Морис? В том, что ты грозишь мне будущим, которого у меня нет. А я рассказываю о будущем, которое у тебя пока есть. Отсосать, говоришь? Здесь, в этой квартире, сидят бойцы — преданные солдаты человека, которому я только что заплатил просто нереальные деньги. Для него и его сброда я — царь и бог, и ненадолго, пусть только на сегодня, но я значу больше, чем Аллах. Как ты думаешь, кто у кого отсосет прямо сейчас, если показать им моего врага — кяфира[144]? Я не боюсь тебя, Морис, потому, что мне больше нечего терять, так что сегодня пришел черед бояться тебе. Понял? Ты нихера не сойдешь с этой лодки — мы или сдохнем вместе, или вместе выплывем…
Некоторое время они смотрели друг на друга молча. За дверями бубнили голоса, слышен был звук работающего телевизора. Гудящий кондиционер неровно выдыхал в кухню холод, поскрипывали поворотные жалюзи.
— Тебе нужны люди? — спросил француз, недобро щурясь. — Я позаботился об этом — вызвал дублирующую команду. Она здесь, в получасе езды. Полностью экипированы, готовы к действию. Остается только их сориентировать. Ты готов?
— Дублеры? — непритворно удивился Шульце. — Второй европейский легион?
— Ты думал, что тебе нет замены? Огорчу твое самолюбие — она есть. Так ты готов направить вторую команду по следу?
— Я должен ее возглавить?
— Ну, зачем?.. У этой команды уже есть легат, и во втором нет необходимости, — сказал Морис, не в силах скрыть враждебность, сквозящую в каждом произнесенном звуке. — Возьмешь тех, кто у тебя остался, и поработаешь на общее дело. Заодно постараешься исправить ошибку, если сможешь. Теперь пункт два — мое молчание. Докладывать не побегу, но если меня найдут и спросят, как обстоят дела — скажу, как есть. Вранье будет стоить мне не должности, а жизни. Я не готов отдавать за тебя жизнь, Карл.
— Пункт три?
— Дать тебе время? — спросил француз.
— Да.
— Вот тут промашка! Время — не моя епархия. Насколько я знаю, о продлении срока операции договориться не удалось, и, если мы не закончим всё этой ночью, нам будут противодействовать.
— Насколько серьезно?
— Думаю, что очень серьезно. Так серьезно, что мы костей не соберем!
«Ты! Ты костей не соберешь! — мысленно проорал Морис в лицо этому наглому швабу. — Ты!»
И тяжело вздохнул.
— Тогда я всё делаю правильно, — сказал Карл. — Мы выиграем минимум 12 часов, а если повезет — и больше!
— Да, ну… — ухмыльнулся француз. — И как ты собираешься это сделать?
— Я собираюсь сделать так, чтобы израильтянам было не до нас…
— Не понял, — поморщился Морис, хотя догадка уже вспыхнула у него в мозгу. Идея была хороша, но… каким же безумцем надо быть, чтобы надеяться на ее благополучное воплощение! Интересно, какое место выбрал герр Шульце?
— И не удивительно, мой маленький друг, что ты ничего не понимаешь, — издевательски произнес Вальтер-Карл. — Ты же у нас кабинетный работник, так?
«Самодовольный шваб, — подумал Морис, изображая неведение. — Это я-то кабинетный работник? Как же такой вот прямой и противный, как кишечная палочка, тип сумел столько лет успешно руководить легионом? И я ему в этом всячески способствовал! Я! Как? Ума не приложу!»
— Пока я пойду по следам профессора, — продолжил немец, всем своим видом выражая превосходство над собеседником — так огромный кудлатый волкодав поглядывает на йоркширского терьера, которого может проглотить в одно движение, — мои здешние друзья устроят шум в Иерусалиме и Эйлате. Деньги у них теперь есть, евреев они не любят больше, чем мы с тобой, так что мое предложение пришлось им очень даже по душе! Думаю, что «Шин-Бет» ближайшие пару суток будет не до профессора и его проблем.