Лицо стриженого было небритым, цвета давно нечищеной бронзы из-за обветрившейся кожи (скорее всего, последние недели ему пришлось провести под достаточно ярким солнцем, и средиземноморское светило его уже не пугало), с широким, словно пластиковый детский совок, подбородком. Стриженый тоже казался чрезвычайно довольным.
Впрочем, то, что они рассматривали, не могло не понравиться человеку, обладающему хотя бы слаборазвитым чувством прекрасного!
Они смотрели на открывавшуюся перед ними панораму бухты Хайфы — на огромную чашу из покрытых зеленью гор, заполненную божественно синим морем, на пригороды, рассыпанные по их склонам, на дом-парусник, за которым возвышался Кармель[33] с его гостиницами и богатыми районами, взобравшимися на вершину, на геометрически правильные пятна клумб Бахайских[34] садов, стекавшие вниз, с Кармеля к побережью.
Ни пирсы с многочисленными сухогрузами, танкерами и балкерами, ни приземистые портовые строения, ни бочки наливных терминалов, вспухшие железными прыщами на берегу, картину не портили, они просто добавляли ей чуточку реализма. Город был по-настоящему красив — именно так должен выглядеть средиземноморский порт на страницах приключенческого романа: возвышенно и одновременно приземленно.
Судя по выражениям лиц пассажиров яхты, прекрасное было им не чуждо. Но, увы, в Израиль их привело не желание надеть крест паломника (оба не имели к верующим никакого отношения) и не банальные туристические интересы. И блондина, и стриженого привел на Землю Обетованную подписанный контракт.
Эти двое никакого отношения к Легиону не имели. Они даже не были профессиональными военными, хотя некогда поучаствовали в войне на Балканах и в Ближневосточном конфликте, но в качестве точечного оружия, а не пушечного мяса.
Их квалификация в мире наемников была настолько высока, что даже мысль использовать подобного рода специалистов в общевойсковых или специальных армейских операциях была для нанимателей несусветной глупостью — все равно, что лить пули из золота: дорого и неэффективно. Блондин и стриженый были самой авторитетной парой ликвидаторов, чистильщиками с безупречной репутацией, лучшими из тех, кого мог нанять Тайный Конклав. Нанять и перебросить таких специалистов в район действия, доставить туда же оружие, обеспечить техникой и документами в сжатые сроки, подготовить поэтапно поиск, обнаружение, ликвидацию объектов и точки отхода исполнителей стоило дополнительно столько же, сколько и контракт, то есть, поднимало его стоимость вдвое. А сумма контракта, который был подписан с наемными убийцами менее суток назад, была и вовсе заоблачной, просто неприличной даже для столь специфической среды.
«Кассилия» еще ночью вышла с Кипра, причем не с греческой его части, а с турецкой, где и приняла пассажиров на борт, вот только отметки об этом заходе в судовом журнале не было.
По документам яхта вышла из Лимасола в Израиль на полсуток раньше, чем это было в реальности, и отправилась прямиком в Хайфу, приютив в каютах гражданина Болгарии Христо Нейкова (блондин) и гражданина Франции Анри Бюффе (стриженый), следующих в Израиль с туристическими целями.
Имена, конечно же, были придуманными, зато паспорта туристам достались превосходные — не нарисованные или напечатанные неизвестно кем и где, а настоящие, краденые и не стоящие в стоп-листе. Оружие, рации и прочее оборудование ждало в микроавтобусе, стоящем на паркинге возле порта. Банковские счета каждого из них стали больше на полмиллиона долларов, и это был только аванс.
Ликвидаторы были предупреждены о том, что их предшественники потерпели неудачу, но не догадывались, что слова «потерпели неудачу» в этом случае являются чистым эвфемизмом.
Впрочем, знай они реальную судьбу двух подразделений Легиона, то все равно бы остались в игре. И Бюффе, и Нейков были уверены в своих силах и компетентности, так что страх алчности не одолел бы в любом случае. Заказ был принят, аванс получен — оставалось только исполнить поручение.
Яхта пришвартовалась к пирсу как раз в тот момент, когда Шагровский, лежа на больничной кровати в Эйлате, начал приходить в себя, а у профессора Каца с Арин случились неприятности в Иерусалиме.
Зубы Пилат сохранил хорошие — желтоватые, крупные. Улыбка получилась недобрая, ничего хорошего просителям не сулящая. Секретарь внутренне содрогнулся, увидев прокураторский оскал. Да, кому-то сегодня явно не повезло. Во всяком случае, слова «Справедливый суд» при виде усмешки игемона в голову не приходили.
Секретарь вышел, и через несколько мгновений вернулся обратно в сопровождении невысокой женщины в еврейском одеянии, сравнительно молодой, с забранными под платок пышными темными волосами, в которых можно было легко различить нити ранней седины.