– Ну-у-у… Думаю, я уже привыкла к тому, что у нас частенько бывают «весёлые» разговоры. Лишь бы не как тогда…
– Нет. Как тогда больше не будет. – Он сделал шаг к ней, но на этот раз в его порыве Еся не видела ни резкости, ни нервозности. Только какое-то доверие, будто он шёл к той, которая способна была вывести на свет. – И всё же… Я псих. И тебе это известно.
– Известно. Только скажи мне, где вообще на свете есть нормальные люди?
– Не знаю. Да это и неважно. Я к тебе вообще не должен был подходить.
– Ты повторяешься. Жалеешь?
– Нет. И никогда не пожалею.
– Я тоже.
– Мне только нужно время. Немного.
– Хорошо. Но у меня есть условие. Даже два.
– Какие?
– Я буду всё это время рядом. Надоедать не стану. Трогать тебя – тоже. И второе – как только твоё «немного времени» пройдёт, мы отсюда уедем.
– Согласен.
– Вот и хорошо.
Глеб замолчал, вновь отвернувшись к окну, и когда Еся собралась выйти из комнаты, чтобы приготовить хоть какой-нибудь еды, повернулся к ней и шепнул:
– Мне так стыдно, Еська…
– Ну… ты что? – Еся тоже сделала шаг к Глебу, пока не оказалась так близко к нему, что почти вжалась, впиталась в своего Кузнецова. – Тебе нечего стыдиться. Всё хорошо. – Обхватила ладонями лицо, понуждая посмотреть на себя. Со склонённой головой, с крепко стиснутыми челюстями, на которых играли желваки, измученный собственными демонами, он был таким нужным.
Настоящим.
– У нас всё хорошо?
– Да.
– Ты не думай чего-то плохого. Я времени прошу не просто так. Мне нужно всё это пережить, чтобы потом у тебя был нормальный мужик.
– Надеюсь, ты про себя?
– Еся…
– Ну, что? А вообще я тебя любого люблю. Ненормального – особенно.
– И я тебя.
Он прижал её к себе, точно так же, как и она, будто желал впитаться в Есю. В этих объятиях не было ни страсти, ни жёсткости, присущей Глебу. Они вообще были новыми. Для обоих. И Есения испытала растерянность. Ей предстояло узнать и такого Кузнецова – ранимого, открытого, доверяющего.
– Мама твоя успокоилась. Папа спать лёг. Есть хочешь?
– Хочу.
– Закажем что-нибудь прямо сюда?
– Давай. Пиццу.
– Окей. Пиццу. Не перебудим остальных, как думаешь?
– Мы будем вести себя тихо.
– Мы и тихо – вещи несовместимые.
Еся ещё крепче прижалась к Глебу, чувствуя, как по венам волнами разливается облегчение. Теперь всё действительно будет иначе. Она обязательно подождёт, пока пройдёт то время, которое нужно Кузнецову. А потом они просто уедут. Куда угодно, лишь бы подальше от этой жуткой квартиры. И от воспоминаний, которые жили тут, подпитываясь страхами, злостью, беспомощностью.
Она обязательно выиграет это сражение.
Уже выиграла. Ведь рядом с ней был настоящий Глеб, и она не собиралась его никогда и никуда отпускать.
Всё менялось. Постепенно, но неотвратимо. И Есе оставалось лишь набраться терпения, чтобы дождаться того мгновения, когда она наконец сможет забрать Глеба из того Ада на земле, где они оба оказались. Он – добровольно, она – потому что пошла за тем, кого любила. Пошла, чтобы он мог расстаться со своим проклятием, в котором жил последние годы, слишком бесконечные, чтобы забыть о них быстро и безболезненно.
Глеб мало общался с ней, но начал есть, читать, ходить в душ. Простые вещи, которые делают обычные люди каждодневно, были победой Есении. И Михаил, который не остался жить в этой жуткой квартире, но неизменно возвращался в неё каждый день, то и дело награждал Есю ободряющей улыбкой, будто говоря, что они оба на правильном пути.
Арина Васильевна за время, прошедшее с того момента, когда отец Глеба впервые переступил порог её квартиры, стала заметно спокойнее. Но в то же время Еся начала испытывать тревогу: Арина с каждым часом становилась словно прозрачнее и суше, будто вот-вот должна была исчезнуть. Она больше не устраивала тех истерик, свидетельницей которых уже успела стать Еся, и это одновременно успокаивало и пугало.
–
Михаил, я хотела поговорить об Арине, – почти шёпотом произнесла Еся, не выдержав очередного вечера, который состоял из безвестности и ожидания чего-то непонятного.
–
Ты о том, что её часы сочтены? – Михаил озвучил очевидное. То, чего так боялась Еся, но о чём знала, и она поспешно кивнула, чтобы не передумать и не продолжить делать вид, что всё в порядке.
– Да. Я не знаю, как это воспримет Глеб. Он только начал приходить в себя.
– Я бы попросил не переживать, но знаю, что ты не сможешь. И всё же… – Михаил вздохнул, и Еся прочитала по выражению его лица, как тяжело ему даётся то, что он говорит ей. – Я думаю, Глеб готов к этому гораздо больше, чем ты. Или я. Особенно я. – Он искривил губы в болезненной улыбке, и, протянув руку, чуть сжал её плечо: – А теперь извини, я отойду к Арине.