Проклятый капитан. Сковать шторм

– Да будет благословлён миг, обративший взор святейшего Покровителя на земли, рыдающие и вопиющие стонами тысяч людей, томящихся под гнетом злого колдовства. Да будет вечно звучать повсюду Имя Твое! Избавитель и защитник наш! Да будет имя твоё верным щитом слугам твоим. Нам выпала великая честь, жить там, где Твой мудрый взор не оставил проклятым колдунам никакого спасения…

Иногда Алексу казалось, что наслушавшись проповедей вдоволь, однажды он придёт и сдастся Служителям, покаявшись во всех грехах.

Однажды, но не сейчас. Он ещё не готов распрощаться со свободой и жизнью. Всё, что он хотел – поступать, как подсказывает ему совесть. Защищать тех, кого клялся защищать, и сражаться с теми, кто им угрожает.

Отвлёкшись от слов проповеди, Алекс осматривал посетителей и внезапно замер, пленённый зелёными глазами светловолосой девушки. Длинное до пят светлое шёлковое платье обтекало фигуру, а тонкую талию оплетал красный пояс. Девушка смотрела на него вполоборота, с нескрываемым любопытством и, даже встретив его взгляд, не отвела глаз. Только запричитали стоящие рядом с ней придворные дамы, заставили её отвернуться, а сами несколько раз сердито оборачивались на него, так как он не переставал рассматривать незнакомую красавицу с идеальной осанкой и грациозной плавностью движений. Но больше всего ему понравился озорной блеск в её глазах, так не подходящий приличной знатной даме.

В проповеди мужской голос сменился женским, высоким и звонким:

– Совершенен мир, сотворённый Покровителем, страшны в своём грехе те, кто вмешивается в сущность его. Пытаясь нарушать установленную незыблемость законов, разрушая привычные связи и мня себя творцом вместо бога нашего, ввергают себя во грех…

Служба ещё не закончилась, но Алекса и других заставили раньше обычного вернуться в камеры. Он полулежал на койке в глубине маленького помещения, закинув ноги на низкий табурет, когда в коридоре послышались шаги и шелест платьев. Из соседней камеры, где сидел какой-то важный человек, кажется, кто-то из знати, послышался обрывок разговора и вежливый женский голос:

– Эсперенеш дэ бастенте бон, сентар Ирайш?²

Мужской голос в ответ прозвучал невнятно и совсем неприветливо. Где же ваше воспитание, сентар Ирайш? Вас навещает какая-то приятная по голосу дама, нет бы проявить по этому поводу радость: её так мало в этом мрачном местечке.

К удивлению Алекса эта дама не ушла, а отправилась и в его сторону. Он даже не успел скинуть ноги на пол, как у решётки показалась та самая красавица со службы вместе со свитой. Похоже, её хотели отговорить от опрометчивого шага – навещать пленного энарийца – но она только шикнула и повернулась к нему снова. Губы тронула лёгкая улыбка. Ей явно было плохо видно его в глубине камеры: солнце давно ушло, и из узкого окна почти не пробивался свет.

– Бем се талайс эста иввар? Сентар?..³ Эсперенеш дэ бастенте бон?

Сделав шаг вперёд и вызвав новый приступ негодования у своих фрейлин, она коснулась тонкими пальцами прутьев решётки. Алекс поднялся с места и тоже подошёл к ней не по приличиям близко, так, что мог различить трепет тёмных ресниц и неуловимую непокорность в выражении лица. От неё едва ощутимо пахло чем-то сладким, таким чужим среди затхлости холодных каменных стен.

– Сим, мейра сента,⁴ – он поклонился, не утаив своей улыбки.

Девушка склонила голову в ответ, взглянула заинтересованно ещё раз и, отвернувшись, прошла дальше. Алекс, заинтригованный её поведением, так и смотрел ей вслед, опустив пальцы на решётку там, где касалась она.

Чуть позже из разговора охранников он узнал, что эта юная и знатная девушка по имени Талира в скором времени станет новой законной императрицей Иввара, женой Мэйвиса. Императрицей! Должно быть, моложе его лет на шесть, а должна выйти за старика. Тот нашёл себе новое развлечение на старости или брак имеет под собой иные мотивы? Юный наследник от второй жены у императора уже имелся, да и не один, так что речь явно не о продолжении рода…

Молчание короля и неясность обстановки угнетали. И размышления Алекса о войне и дальнейшей политике двух стран всё чаще перебивались мыслями о появлении Талиры, когда показалось, будто в болото тюрьмы ворвался свежий ветер свободы, своенравный и притягательный. Зачем она подходила, почему он так явно ощутил её любопытство? Откуда? Что он вообще о ней думает, будто мало других тревог. Но слишком часто она вспоминалась как навязчивое видение. Красивая, да, но что с того? За свои двадцать четыре он повидал немало хорошеньких дам.

Виной ли тому вынужденное безделье, Алекс сказать не мог, однако и избавиться от мыслей о ней не получалось. Талиру удалось увидеть ещё раз, месяц спустя и то лишь мельком, во дворе крепости, неподалёку от входа в храм.