Проклятый мир Содома

За Асю я также могла только порадоваться. Ее взбалмошный бунтарский характер нашел выход в том, что она, наравне со своим другом Митей, увлеклась оружием и спортом. Иногда мне приходилось не без удовольствия наблюдать, как эта парочка вместе с солдатами совершает пробежку или упражнения. А так значительную часть своего времени они оба посвящали метанию дротиков или, если предоставлялась возможность, стрельбе на меткость. Кроме того, они много беседовали. Домашний Митя увлеченно делился со своей подружкой плодами просвещения, и она восхищенно ему внимала. Словом, тут царила полная идиллия, и я в который раз похвалила себя за то, что когда-то приняла правильное решение, разрешив ей любить капитана Серегина; кто знает, что бы она сделала, если бы подверглась осуждению и наказанию… Детская душа – такая хрупкая вещь – одно неосторожное движение, и ребенок может озлобиться на весь мир.

Больше всего я переживала за Димку. Магические способности – а особенно такие сильные, как у него – неизбежно приводят к быстрому взрослению. Я часто украдкой наблюдала за нашим маленьким могучим Колдуном, стараясь, чтобы он не заметил моего беспокойства. Хотя, собственно, особых причин для него пока не было. Да, Димка узнал много взрослых тайн за это время, но это на него почти никак не повлияло. Видимо, такой уж он человек, что не прилипает к нему ничего дурного. Я вспоминала, каким он был – неуклюжим, близоруким, застенчивым. Он и сейчас такой же флегматичный, но благодаря сверхспособностям его физические качества существенно улучшились. Поэтому иногда он тоже принимал участие в спортивных упражнениях, за компанию с товарищами. Единственным из гавриков, кто не интересовался подобными вещами, была Яна. Она никогда не любила спорт – даже теперь, имея здоровый позвоночник. Да и ладно. Ведь я сама тоже не особо спортивная барышня…

Но однажды я убедилась, что некая область физического совершенствования все же интересовала нашу Зайку. Как-то раз, ближе к вечеру, когда дневная жара спала, я по обыкновению отправилась немного прогуляться. Днем мне приходилось достаточно много общаться с людьми, и иногда хотелось просто побыть одной. И вот, идя неспешным шагом вдоль стены и любуясь выложенным на ней узором из цветной плитки, я услышала смутно знакомые звуки. Они доносились из-за угла невысокого строения – то ли хлева, то ли сарая. Заинтригованная, я осторожно подкралась и я выглянула из-за угла. Представшая передо мной картина была умилительна, и центральной фигурой в ней являлся Антон. С легкой гнусавинкой он напевал энергичную мелодию, и при этом выделывал грациозные па. Но самое главное – это то, что он там был не один. Его движения – кто похоже, кто не очень – повторяли десятеро; и Яна тоже присутствовала среди них, радостно улыбаясь и старательно повторяя за Антоном движения зажигательного танца (кажется, это была румба). Да, ошарашено подумала я, похоже, сбылась мечта нашего великого хореографа – он набрал целую группу, и теперь вдохновенно занимается с ними… Надо сказать, что и у него, и у его учеников выходило довольно неплохо. При этом глаза Антона горели счастьем сбывшейся мечты, окрепшее тело двигалось грациозно и уверенно.

Я, оставаясь незамеченной, внимательно пригляделась к танцорам. Кроме Яны, там присутствовали: нереида Илла, нереида Фло, деммка Тел, пара юных белобрысых тевтонских солдат, три бывшие «овечки» и приятель Антона прапорщик Пихоцкий (у него, кстати, получалось лучше всех). Столь дивной и безмятежной была эта картина, лица учеников – такими счастливыми, а Антон – таким воодушевленным, что я не стала им мешать, потихоньку покинув свой наблюдательный пост. Однако поймала себя на том, что радуюсь тому, что увидела. Никому, пожалуй, не скажу об этом. Может быть, Антон какой-то сюрприз готовит… В любом случае, я очень за него рада.

Вообще, с некоторых пор на меня временами стало накатывать какое-то странное чувство. Что это именно – я не могла точно сказать. Но тогда я не могла сидеть на месте – я ходила по замку, изучая его не надоедающие красоты, я прикасалась к его стенам, словно пытаясь прочесть историю минувших поколений его обитателей…

Много о чем я думала, бродя вот так в одиночестве. Мир этот ужасал меня – даже в страшном сне не привиделось бы мне такое. Как можно было вот таким образом устроить жизнь? Весь уклад обитателей этого мира был противоестественен. Содомия, насилие на человеческое природой, людоедство… Здесь торжествовало зло, причем заключалось оно в самих людях, в самой глубине их испорченного существа… И если в том, предыдущем мире, мы справились со злом, за раз уничтожив его филактерий, то тут стояла задача другого рода, многократно сложней предыдущей. Необходимо было ломать тысячелетний уклад, проводить воспитательную работу и перекраивать это общество, четко отделяя зерна от плевел. Но мы справимся. Я верю, что эта задача окажется нам по силам. Пусть после того, как мы уйдем, этот мир будет нам благодарен…