Проклятый мир Содома

– А зачем ждать для того, чтобы со мной поговорить, сын мой? – услышал я в своей голове знакомый голос с громыхающими нотками. – Не бойся, никаких неприятных последствий для тебя не будет. Такой вариант развития событий, хоть его вероятность и оценивалась ниже двадцати пяти процентов, тоже был предусмотрен моим Планом. Но помни – кому много дано, с того много и спросится. Ответственность твоя выросла многократно, сын мой. Души, вверившиеся тебе, в большинстве своем хрупки и измучены инфернальными мирами, в которых они выросли. Теперь твоя обязанность – не только правильно направить их ярость, но еще и дать утешение их душам, привнести в них любовь к ближнему и спокойствие перед лицом вечности. Справишься ты с такой задачей, или она окажется выше твоих сил?

– Я сделаю это, Отче, – серьезно ответил я, – ведь и я почти такой же, как они – сын мира, превращаемого в инферно; слуга царю – отец солдатам.

– Слушай, Серегин, – хмыкнул Отец, – путь твой будет долгим и нелегким, пройдет через множество миров, одни из которых будут находиться в таком же ужасном состоянии, как и этот, а другие будут переживать различные переломные фазы своей истории, когда одним пальцем можно будет двигать горы и осушать моря. В процессе этого восхождения тебе придется научиться многому, чего ты раньше не знал и не умел, но в конце этого пути тебя ждет твой собственный мир. Основной мир Главной Последовательности, который из-за моей невнимательности и нарушения техники безопасности за последние пару сотен лет серьезно продвинулся в сторону превращения в инферно. Поднимаясь к нему по иным мирам, ты как раз должен будешь научиться врачевать язвы и подавлять инфекцию. И помни. С патогенными микробами не ведут переговоров, их уничтожают при помощи всевозможных средств – от антибиотиков до горячего раствора каустической соды и жаркого огня.

– Я запомню это, Отче, – склонил я голову, – а если что – я надеюсь, что это не последняя наша беседа?

– Да, – подтвердил Отец, – не последняя. А сейчас прощай, сын мой. Если ты мне понадобишься, то я сам тебе позвоню.

После этих слов в моих ушах зазвучали короткие гудки. А Отче Небесный у нас, оказывается, еще тот шутник… Хотя чему удивляться, ведь душу в нас всех вкладывал именно он – а значит, и должен быть антропоморфен настолько, насколько это возможно для божества такой мощи и охвата влияния.

– Сергей Сергеевич, – встревожено спросила меня Елизавета Дмитриевна, – скажите, с кем вы сейчас разговаривали? Бедненький. У вас было такое лицо… и вы что-то бормотали себе под нос с таким серьезным и сосредоточенным видом, что я подумала, что это как минимум Сам решил устроить вам головомойку…

И Елизавета Дмитриевна сделала такую паузу, чтобы я сам мог додумать, кто такой этот «Сам», и чего он от меня хотел…

– Это действительно был важный разговор, – устало ответил я, – теперь, когда я поднялся в статусе, Отец наш небесный для разговора со мной больше не нуждается в посреднике вроде отца Александра.

– Ой, Сергей, – смущенно вскрикнула Елизавета Дмитриевна, – одной ладошкой прикрывая гладкое, как у девочки, лоно, а другой пытаясь умять свои пышные груди, – тут сам Отец, а я совсем неодета…

Вот же баба досталась мне в жены… Вроде умная – аж пипец, но, если прихватить ее на простом, на женском, так сразу становится дура дурой, как какая-нибудь доярка из Хацапетовки. Но все равно, она у меня лучшая, и я за нее любому пасть порву и рога поотшибаю – будь это хоть папенька покойного херра Тойфеля. И это совсем не пустая похвальба.

– Успокойтесь, Елизавета Дмитриевна, и не мешайте мне любоваться на ваши прелести, – сказал я своей супружнице, – во-первых, Отец звонил мне по телефону, так что не мог наблюдать вашего неглиже. Во-вторых, вряд ли его интересуют ваши прелести. Думаю, что ему и так перепадает частичка от каждого такого акта большой и чистой любви, ведь иначе зачем ему создавать людей такими чувственными, а потом еще и бороться среди них с извращениями…

– Ох, Сергей Сергеевич, – расслабившись и приоткрыв те самые «прелести», томно произнесла Елизавета Дмитриевна, – вы такой умный… Я, думаю, что если Отцу нравится то, как мы любим друг друга, так давайте же повторим для него на бис последний наш сеанс. Идите же ко мне, Сережа, и обнимите свою Лизоньку.

Я ее обнял, и мы действительно повторили все на бис, а потом еще раз, и еще. В результате, когда мы, наконец пресытившись любовью, оделись и вышли из Башни Силы во внутренний двор, солнце уже стояло в небе высоко. Увидев его, наши тени стыдливо спрятались у нас под ногами от его палящих лучей.