Проклятый. Миры Лунасгарда I

Настал час, когда возгласы и смех возвестили конец пути. Откинув брезент, Чанрет с улыбкой пригласил Кара выйти из повозки. Вокруг толпились встречающие. Светлокожие и светловолосые, как истинные люди, покрытые густым загаром, они жали руки и обнимали прибывших так, как встречают вернувшихся из смертельно опасного похода. Звучали приветствия и вопросы. Дингхор говорил что-то, Кар не слышал слов, но тень, набежавшая на лица, была понятна и так.

На него, с помощью Чанрета выходящего из повозки, смотрели с любопытством. Ни страха, ни вражды, ничья рука не потянулась к оружию. Полуголые ребятишки, не смущаясь родительских окриков, обступили его со всех сторон. Их широко раскрытые глаза с ног до головы осматривали странного черноволосого незнакомца, несколько смелых ручонок даже потянулись потрогать.

Дингхор поспешно выбрался из толпы.

– Это Карий, – сказал он так, словно тем все объяснил. Добавил, обернувшись: – Примешь гостеприимство моего дома?

С неловким движением – с долей снисходительности его можно было принять за поклон, – Кар пробормотал согласие.

Так было положено начало, и к Кару вернулась жизнь. Явись ему теперь тьма, ей нечего было бы сказать. И тьма решила не тратить усилий, скрылась – навсегда, хотелось надеяться.

Селение не раз вырастало на месте пожаров и разрушений, оттого походило на походный лагерь – хижины, плетеные из прутьев и обмазанные глиной, крытые шкурами шатры. Аггары не строили добротных домов. Привыкшие к лишениям мужчины и женщины умели обходиться малым.

Воспитанному в роскоши Кару здесь было в новинку все: простая глиняная и деревянная посуда, войлочные постели, незатейливая, но сытная еда – молоко, творог и сыр, пресные лепешки из драгоценной пшеницы. В новинку, но не в тягость. Он жадно впитывал новую жизнь. Тонкие стены хижины стали убежищем надежней каменных дворцовых, соломенный матрац, застланный светлым войлоком – удобной постелью.

В доме Дингхора хватало места. Его жена умерла, в сражении с императорскими солдатами погиб первенец. С отцом остался второй сын, всего тремя годами старше Кара. Как и положено будущему вождю, Ранатор был одним из храбрейших воинов племени.

И дочь. Ее, тринадцатилетнюю, с ломаными движениями олененка и зелеными глазами лесного божества, Кар поначалу принял за мальчишку. Справившись с первым смущением, она взялась ухаживать за раненым, и вскоре он убедился, как прав был Дингхор, говоря, что передал ей уже все свое умение.

Кар быстро поправлялся. Скоро его привыкли видеть прогуливающимся с костылем между шатров и хижин, надолго застывавшим у самой воды – селение широким полукольцом охватывало большое круглое озеро, давшее название племени. Вдоль берега тянулись заросли высоких камышей, в них то и дело всплескивали рыбешки. У воды отдыхали узкие, похожие на стремительных рыб, лодки, на берегу сушились сети.

Если обернуться лицом к селению, вдали, за пестрой россыпью шатров и хижин, взгляд терялся в зеленом травяном море, усыпанном яркими пятнышками поздних цветов. Границей ему служила темная стена леса. Вдали паслись стада овец и коз, табуны коней – главное богатство полукочевой жизни.

Другой берег озера порос негустым, прозрачным на солнце лесом. Приглядевшись, можно было увидеть взмывающего с ветвей коршуна. Покружив над водой, птица быстрой стрелой кидалась вниз, и тут же взмывала обратно. Сильные взмахи крыльев несли ее к лесу, в когтях серебристой полоской блестела крупная рыба.

Запрокинув голову, Кар провожал птиц глазами. Его мучила жажда полета, как будто когда-то у него были крылья, а теперь их нет, только память и тоска. Он не видел, чтобы хоть кто-то проявлял похожие чувства, и сам молчал о них, как и о многих своих странностях.

Его встречали приветливо. Над неуклюжими попытками включиться в работу смеялись, но необидно, как взрослые над ребенком. Никто не шарахался, как будто и не висело над ним проклятие рода колдунов, и Кару все больше казалось, что здесь и только здесь его место. Если бы не тайный червячок тревоги, он был бы полностью счастлив.

Но пришел день, и молчать стало невозможно. Однажды поутру вдоль берега озера лег тонкий лед. В тот же день из Тосса вернулся посланный за новостями отряд. С дурными вестями – со дня на день ожидалось прибытие императорских войск. Конные отряды пронесутся от селения к селению, выгоняя людей из домов, отнимая стада. Впереди поедут жрецы, с фальшивым милосердием предлагая заплатить покорностью за возможность остаться. Многие потеряют жизнь, многие – родных, а уж об имуществе и говорить нечего.