Проклятый муж

Голоса стали постепенно приближаться. Они возвращаются! Сара недолго думая юркнула в колючие розовые кусты и, проваливаясь в нерастаявший местами снег, бросилась бежать к экипажу. Если они увидят, что она ещё не уехала, если они узнают... Слава Богу, вместе с их экипажем собирался трогаться и другой, какого- то подвыпившего аристократа, не иначе. Сара вскочила в карету, где в сильном волнении, с револьверами в руках ждал её Генрих, и крикнула кучеру, чтобы он трогал.

Всю дорогу до дома она не могла сомкнуть глаз. Стоило их закрыть, и она словно воочию начинала видеть дам и кавалеров, кружащихся по паркету Синего Дола и слышать их голоса. Чендервилл встретил её яркими окнами. Освещена была прихожая и гостиная. Значит муж ждёт. Сара почувствовала, как сердце затрепетало в груди при мысли о Джозефе. Как она устала от этого вечера! Её исцелит только беседа наедине с мужем в полутёмной гостиной, лёгкий ужин и его ласковая улыбка.

Дверь открыл сам Джозеф. Он показался Саре бледнее обычного. Под глазами нарисовались мешки, щёки впали. От боли перехватило дыхание. Это было началом конца.

-    Ты приехала. Наконец-то, - отрывисто бросил граф. - Я боялся за тебя.

Никаких «вы» и «графиня». Сара улыбнулась в ответ открыто и радостно и просто ответила:

-    Я здесь. Всё хорошо. Пойдём в гостиную.

В гостиной она рассказала, стараясь ничего не забыть, подслушанный разговор и поведение тала Сворка на вечере, всё до мельчайших деталей. Для неё стало вдруг обычным делом делиться с мужем всеми своими мыслями и соображениями.

-    Так значит он говорил про какие-то бумаги? - Джозеф задумчиво посмотрел куда- то, словно сквозь неё, будто погружаясь мыслями в прошлое. - Но отец никогда ничего мне не рассказывал об их существовании, хотя я уверен, что он сделал бы всё, что угодно, лишь бы найти того, кто подставил его. Да и насколько мне известно, последнее преступление он так и не раскрыл. Был близок к разгадке, но... К тому же я сам много раз просматривал его бумаги в надежде найти что-то, какую-то зацепку, но ничего не обнаружил. Там только судебные ведомости, газеты того времени, его записки и ещё всякие разные бумаги, касающиеся этого последнего дела.

-    А в Чендервилле не может быть какого-то потайного хода или тайника?

-    Есть и тайники и тайные ходы, но я знаю их все. За сорок лет вынужденного заточения, я изучил свой дом вдоль и поперёк, - печально улыбнулся Джозеф. - Но я посмотрю ещё раз, теперь уже другим взглядом. Может быть, тала Сворка действительно что-то может скомпрометировать, но мы об этом не догадываемся.

-    А ты предполагаешь, в чём он может быть виновен? - Тихо спросила Сара. В голову лезли всякие мысли, одна страшнее другой.

-    Я боюсь даже подумать об этом, - нахмурился Джозеф. - Сейчас у меня нет уже ни сил, ни времени, чтобы доказывать его виновность.

-    Я догадываюсь, что он подставил моего отца. Вот только никак не могу понять, зачем.

-    Как говорил мой отец: «Мотивы преступлений очень часто остаются нам неизвестными. Мы можем лишь догадываться о том, что двигало преступником».

Договорив, граф внезапно побледнел и схватился за грудь, улыбка сошла с его губ, глаза закатились.

-    Джозеф, Джозеф, что с тобой?

Муж не отвечал. В глазах потемнело, дыхание перехватило. Неужели всё-таки тал Хайли как-то сумел отравить его? Боже, Джозеф! Только не умирай! Только не сейчас! Сара дотронулась до шеи. Пульс был, хоть и слабый. Что случилось?

-    Генрих! Генрих!

Слуга прибежал через несколько минут. Видно было, что он уже собирался ложиться спать. Это и неудивительно. День выдался для него тяжёлый. Он увидел Джозефа и тут же, не теряя времени, кинулся за графином с водой.

-    Что с ним?

- Думаю, обморок, графиня.

Сара стояла, прижав руки к груди, ни жива ни мертва. Она не знала, что сделать, чем помочь. А Генрих взял графин с водой. Немного воды поплескал в лицо графу, потом намочил салфетку и положил ему на лоб, затем расстегнул воротник рубашки и обтёр влажной салфеткой шею.

-    Если не очнётся, надо будет сходить за нюхательной солью.

-    Но что это может быть?

- Думаю, его болезнь, графиня.

Сара взглянула на печальное лицо Генриха и задавать ещё вопросы расхотелось. Ну да. Она же сама знала ответ. Рано или поздно, но у Джозефа должно было начаться ухудшение. Ведь она понимала с самого начала, когда приехала сюда, что ему остался год, не больше. Всего лишь год. И теперь это время, отпущенное её мужу начало постепенно утекать сквозь пальцы, медленно, но верно. Клеймо не щадит никого. И скоро, скоро уже настанет то время, когда он будет лежать в постели, немощный и обессиленный, не в состоянии узнать её, а потом придёт тал Сворк. Саре захотелось сжаться в комочек, спрятаться, заплакать. Она устала быть сильной. Но хуже всего, просто невыносимой была мысль о том, что Джозефа ожидает неотвратимый конец и ничего, ничего нельзя изменить!

Она взглянула на мужа. Генрих стоял рядом, готовый пойти за нюхательными солями. Бледность ушла с щёк, они порозовели, дыхание выровнялось. Наконец, Джозеф открыл глаза.