Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

– Не сочти меня за кровопивца, государь, но для блага Речи Посполитой, над которой ты шляхетской волею властвовать поставлен, следует незамедлительно отца и дочь схватить, объявить шпионами московскими, обвинить в убийстве князя с канцлером да казнить на площади при всем честном народе. Лишь тогда все встанет на свои места. Разом и литвинов и поляков успокоишь, а заодно укажешь нашим рыцарям всеобщего заклятого врага – царя Ивана Грозного. Кто, как не он, повинен станет в смерти наших лучших воевод. Ведь это им подосланная ведьма разум светлых князей помутила, убить заставила друг друга, – коварный Януш вновь преданно взглянул на слегка опешившего от его речей короля и с превеликим убеждением в своей правоте заявил: – Этим, государь, ты не только свое войско на ратные подвиги воодушевишь, что, как не жажда мести, бесстрашным человека делает, но и придашь законность нашему нашествию на Русь в глазах всего христианского мира. А сие тоже немаловажно. Царь Иван-то сложа руки не сидит, чуть не каждый месяц посольства в аглицкие земли отправляет, слух прошел, что даже к тамошней принцессе сватался. Видать, на помощь протестантов надеется, изверг проклятый.

Спорить с Радзивиллом было сложно, шибко убедительно звучали приведенные им доводы. Откинувшись на спинку кресла, Стефан язвительно сказал:

– Хорош совет твой, ничего не скажешь, только очень уж подлый. Да и кто поверит, что прославленный полковник на склоне лет изменником стал.

– Еще как поверят, государь, – заверил Януш. – Легко поверить в то, во что хочется верить, а Еленина погибель многим по нраву придется. И с отцом ее все гладко обойдется. Он славу свою добыл где, в сраженьях с турками погаными, но как был схизмат, схизматом и остался. Вряд ли станет кому в диковину, что православный дворянин к царю державы православной на службу перешел. Ну, а насчет подлости да всего такого прочего, ты уж сам решай. Только знай – дела великие руками чистыми редко делаются. Недаром же отцы-иезуиты говорят, цель оправдывает средства.

Радзивилл уже уразумел – король готов последовать его совету, великодушного мадьяра смущает лишь печальная судьба красавицы. Князь горестно вздохнул, желая показать, мол, ему тоже не по нутру излишняя жестокость, и предложил:

– Можно одного полковника сказнить, а дочь его предать анафеме да заточить в каком-нибудь монастыре. Только так возможно жизнь ей сохранить, хотя какая жизнь в застенке-то.

Прежде чем принять окончательное решение, Стефан взглянул на преданного Бекеша. Не без оснований заподозрив хитрого литвина в том, что он метит в ближайшие сподвижники к его другу-повелителю, Гаспар, недобро усмехнувшись, язвительно изрек:

– Всем хорош совет твой, князь Радзивилл, одного ты только не учел, что речь идет не о подобном тебе лукавом царедворце, а об отважном воине. Судя по всему, полковник не из тех людей, которые живьем на милость победителя сдаются. Так что прежде чем решать, казнить Озорчука или помиловать, его еще надобно поймать.

– И то верно, как с княгиней и отцом ее поступить, время покажет, – заключил Стефан.

Тем не менее Януш преподал властителю Речи Посполитой достойный урок. Впервые со дня восшествия на польский трон Баторий понял – власть его не безгранична и ему еще не раз придется поступать вопреки своим желаниям, подчиняясь воле сложившихся обстоятельств. Державой править оказалось куда сложней, чем представлялось поначалу. На какой-то миг Стефан даже пожалел, что сделался правителем в вечно раздираемой междоусобием стране, но он тут же отверг эти мысли. Нет, лишь корона позволяла стать покорителем вселенной, наподобие великого Александра, а о чем, как не об этом, мечтал отважный мадьяр с юных лет. Ведь король, в отличие от воеводы, имеет право решать не только как, но и куда вести полки.

Ровно через неделю пополненное малоросскими казаками да иноземцами-наемниками польско-литовское воинство двинулось в поход на Московию, снова началась война. Она быстро стерла в памяти людской трагические события, что случились в замке Вишневецкого. Ведь война, если не смерть, то свидание с ней, и человеку, на сие свидание идущему, не до воспоминаний, его куда сильней заботит призрачное будущее.

На смену убиенному Станиславу и доживающему в страшных муках свои последние часы Казимиру явились новые начальники. Было б кем, а уж кому командовать – всегда найдется.

Славного полковника Озорчука и красавицу Елену просто предали забвению. Поймать их так и не смогли, а обвинять в измене невесть куда пропавшего полковника да зазря тревожить души смелых литовских рыцарей, которые составили чуть не половину войска, король не стал, верный Бекеш не посоветовал. Правда, по Варшаве прошел слух, будто малороссы настигли беглецов на их родном хуторе, что яко бы был бой, в котором все погибли: и казаки, и Озорчук с сотоварищами. Но это ж только слухи, а кто варшавским сплетням верит всерьез, так что малость поговорили да забыли.

Не забыл Елену лишь один человек, оскопленный пулей Гжегожа Шептицкого Казимеж Вишневецкий.

36