Одетый, невзирая на летнее тепло, в татарский стеганый халат да волчью шапку, всадник подъехал к погруженному в уныние замку Вишневецкого. С недоумением взглянув на полуоткрытые, никем не охраняемые ворота, он сокрушенно покачал головой, словно хотел сказать:
– Видать, и впрямь не все в порядке в доме княжеском.
Дремавший на ступенях парадного крыльца одинокий страж, завидев гостя, который заявился явно не ко времени, нехотя поднялся на ноги и направился ему навстречу. Заступив дорогу незнакомцу, нерадивый охранник довольно непочтительно спросил:
– Чего надобно?
Тот не замедлил с ответом, вынув ногу из стремени, странный всадник вдарил сапогом привратника в лицо с такою силой, что бедолага не удержался на ногах и уселся седалищем на землю.
– Мечислава позови, скажи, князь – Анджей пожаловал, – резким, напоминающим собачий лай голосом, но при этом совершенно невозмутимо изрек похожий скорее на разбойника, чем на князя человек.
Получивший по зубам невежа сразу же припомнил, что еще утром пан Морожек упоминал о княжеском племяннике – единственном, кого хотел увидеть из всей своей родни, их умирающий повелитель. Проворно вскочив на ноги, он испуганно пролепетал:
– Так ведь помер пан Мечислав, его литвины бешеные придушили.
– Да? – бесстрастно переспросил диковинного вида князь и тут же с издевкою добавил: – Туда ему и дорога, вот чертям-то в преисподней трудов прибавилось.
Спешившись, он бросил повод ошалелому охраннику. – Напои да накорми коня, а я и без провожатых обойдусь, чай, не заблужусь в покоях дядюшкиных.
Это был действительно родной племянник Казимира Анджей, позор и стыд всего княжеского рода Вишневецких. В свои двадцать семь лет он уже успел прославиться на всю Речь Посполитую, как отпетый злодей. Не в пример злодею дядюшке, имевшему вполне благопристойный вид да высокое положение государственного мужа, племянник слыл истинным разбойником и вел почти звериный образ жизни. Рано потеряв родителей, как поговаривали злые языки, не без помощи Казимежа, Анджей куда-то исчез и появился вновь в родных местах лет через десять во главе воровской шайки, набранной из крымских татар и прочего, родства не помнящего отребья. Свое маленькое, захудалое имение – единственное, что получил он от скупого родственника, разбойник князь превратил в настоящий вертеп, добывая пропитание себе грабежом на большой дороге. От давно заслуженной плахи иль петли его спасало далеко не бескорыстное заступничество дяди, а также большие связи в Крыму. Сам Август Сигизмунд неоднократно прибегал к услугам молодого Вишневецкого, чтоб натравить татар на московитов и тот всегда оправдывал оказанное ему высокое доверие. В отличие от труса Казимира, Анджей был довольно храбр, а жестокостью превосходил даже своих приятелей ордынцев.
Когда прибывший гонец сообщил, что Казимеж при смерти, а потому желает незамедлительно увидеть любимого племянника, князь-разбойник очень удивился. В последнее время их дружба с дядей дала глубокую трещину. Во-первых, младший Вишневецкий отказался возглавить посланный на Дон отряд, ибо посчитал затею возмутить донских казаков против русского царя пустой тратой сил и времени. Во-вторых, так позорно провалившееся нападение на Папское посольство отчасти приключилось тоже по его вине. Душегубов своих Анджей к дядюшке прислал, но сам участвовать в убийстве Ватиканского посланника наотрез отказался, совершенно справедливо полагая, что в случае неудачи никакой могущественный родственник его не спасет. Вот Озорчук и разгромил разбойничью ватагу, лишенную ее храброго, чуткого, как волк, предводителя.
Однако малость поразмыслив, – Анджей понял, что на этот раз предложение умирающего Казимежа будет весьма заманчивым. Скорей всего, речь пойдет о мести изувечившим его врагам. И он не ошибся.
Пройдя по словно вымершему нижнему этажу, Анджей поднялся наверх и только здесь увидел о чем-то тихо беседующего с лекарем Зигмунда Морожека. При появлении молодого Вишневецкого лекарь как сквозь землю провалился, а Морожек поклонился, открывая дверь.
– Проходите, сударь, князь только что о вас, своем любимом племяннике, справлялся.
Звероподобный выродок рода Вишневецких недоверчиво усмехнулся, явно сомневаясь в искренности дядюшкиного телохранителя и, не снимая шапки, шагнул в опочивальню.
Переступив порог, привычный к вони татарских стойбищ и своего давно не мытого тела, Анджей невольно сморщил нос, слишком уж тяжел был дух, стоявший в ранее всегда благоухавшей спальне Казимира.
– Подойди, – строго приказал старший Вишневецкий, увидав племянника.
«Эка разуделали тебя литвины, да ты и впрямь, похоже, не жилец», – подумал князь-разбойник, разглядывая исхудалое, туго обтянутое желтоватой кожей лицо Казимежа, его белые от седины и поредевшие почти наполовину волосы.
Видно, угадав племянниковы мысли, князь со слезою в голосе помолвил:
– Помираю вот, хочу тебя своим наследником сделать. Чего молчишь, аль онемел от счастья?
Анджей наконец снял шапку и, глядя на железносерый волчий мех, со свойственным ему бесстрастием, как о чем-то малозначительном, спросил: