Первый день пути молчалив, задумчив Ванька был, а на второй развеселился. Резанец сразу понял, за татаркой собрался. Так оно и вышло, не успели встать на ночлег, как стал Иван прощаться с сотоварищами. Кое-кто хотел за ним увязаться, но он их сразу же куда подальше послал. Дело, говорит, любовное, а потому лишь одного меня касается. Кондрат ему перечить не стал, все одно без толку. Дал Ивану еще двух коней, иначе от татарской погони не уйти, да ордынскую одежду и на том они простились.
Десять дней прошло, как возвратились в станицу послы, а Княжича все нет. Герасим от переживаний напрочь поседел, не знал – за спасение сынка своего блудного молиться иль за упокой его души. Тут-то они с Надькой и явились. Верней сказать, татарка Ваньку, двумя стрелами подбитого, на себе приволокла. Коней-то всех загнали, – атаман вздохнул, видно, ему жаль было коней и умолк.
– А что потом? – нетерпеливо вопросил Новосильцев. – Да ничего особенного, – равнодушно ответил Чуб. Поселилась Надия у Ваньки в доме, принялась с Герасимом на пару его выхаживать. Княжич быстро на поправку пошел, на нем, как на волчаре, раны заживают, через две недели уже носился по степи. Поначалу вроде душа в душу жили, хорунжий наш свою княжну чуть не на руках носил, а потом чего-то не заладилось у них. Видать, по дому девка затосковала. Да и как иначе-то. Какой бабе жизнь станичная сладкою покажется? А тут дочь мурзы, поди, и одеваться без служанок не приучена. Не все ж такие, как Наталья, Ивана мать, которая из терема боярского со своим Андрюхой на край света убежала. И чем все кончилось – лютой погибелью. Нет, не ведутся бабы на Дону, слишком уж суровы наши нравы. Одним словом, стала Надия обратно к отцу с матерью проситься.
– А Княжич что? – поинтересовался князь.
– А что Княжич, Иван казак, видно, и ему наскучило возиться с бабой, отродясь к такому не приучен. Взял да увез ее обратно. Как говорится, где взял, туда и положил.
– А как же девичья честь? – шаловливо улыбнулся Новосильцев.
– Честь, конечно, вещь полезная, особенно когда у девки ничего другого нет, но когда за ней в придачу табуны коней да всякой ценной рухляди немеряно дают, то и для обесчещенной жених найдется. Слаб человек, корысти ради он легко о чести забывает. А татары тоже люди. Или может быть у вас, у московитов, как-то иначе, – в тон ему ответил Емельян.
Так, беседуя о любовных похождениях Ивана, князь с атаманом добрались до казачьего стана. На новом месте станичники уже успели основательно обжиться. Брошенные жителями избы пошли на обустройство вырытых по Донскому обычаю землянок. В двух крайних из них расположилась знаменная полусотня Княжича. К ним-то и направились Новосильцев с Чубом, теперь хоперцам предстояло держать свой, малый воинский совет.
Хорунжего на месте не оказалось, а потому они шагнули к сидевшему возле костра Сашке Маленькому. Казачонок легко нашел свое место в отряде лазутчиков. Без всяких приказаний он добровольно возложил на себя обязанности кашевара и теперь харчевавшиеся ранее где и как попало Ванькины бойцы имели такое пропитание, которому завидовал весь полк. Вот и сейчас Маленький был занят тем, что ощипывал свежедобытых диких гусей, в тушках птиц еще торчали Сашкины стрелы. Увидав начальство, юноша поднялся на ноги, вытер о штаны облепленные пухом руки и преданно уставился на атамана, Новосильцева всерьез он не воспринимал.
– Кашеваришь, Александр, – обратился к казачонку Емельян.
– Ага, без жратвы-то много не навоюешь, как Андреич только этого не поймет.
– Позови-ка нам его, непонятливого.
– Так я же говорю – с самого утра, не пивши, не жравши к пушкарям уехал, и Ярославец увязался с ним.
Как бы в подтверждение его слов где-то вдалеке грянул пушечный выстрел.
– Это пушкари по шляхетским лазутчикам палят, тем, которые с того берега за нашим войском следят, – пояснил Сашка.
– А ты почто с Иваном не поехал, аль неинтересно на пушки поглядеть? – спросил Чуб.
– Чего на них глядеть, эка невидаль. У нас в ватаге атамана Ермака своя пушка была. Та же самая пищаль, только большая. Грохоту много, порох жрет немеряно, а проку от нее не так уж много, – не по годам брюзгливо ответил Маленький. – Я лучше вон обед сготовлю, нечего зря время терять.
– Гляжу я, парень, на тебя и диву даюсь. Уж шибко ты к харчам привержен, а не растешь и не толстеешь, – насмешливо заметил князь.
Сашка глянул на него почти так же, как в свое время разбойный атаман Кольцо на станичном круге, и с плохо скрытой злобою сказал:
– А я в детстве, еще холопом будучи, до того проголодался, что до сих пор отъесться не могу, – затем уже миролюбивее добавил: – Да вы садитесь, отдохните, стряпни моей отведайте, тем временем, глядишь, хорунжий заявится. Куда ему деваться-то, – и кивнул на лежащее возле костра бревно.
Казачонок оказался прав. Вскоре с той стороны, откуда грянул выстрел, показались двое всадников на белом да гнедом жеребцах, это были Княжич с Ярославцем. Подлетев на всем скаку к костру, они, радостно смеясь, словно дети, спрыгнули с коней.