Не приученный к витиеватым словоизлияниям князь Михай, окинув всех присутствующих испытующим взглядом, без всяких предисловий громко провозгласил:
– За победу над ордой царя Ивана Московского! Слава доблестным рыцарям Речи Посполитой, смерть схизматам! – переглянувшись с Казимиром, он добавил: – Несмываемый позор тому, кто на войне с еретиками малодушие проявит.
Произнеся сию немногословную, но зажигательную речь, отчаянный католик одним духом осушил кубок, после чего безжалостно швырнул его на каменный пол. Радужным фонтаном брызнули мелкие хрустальные осколки. Все остальные, включая венгров с Радзивиллом, также не удержались от соблазна и вдарили своими чарами о гранитные плиты с такой силой, что звон разбитого стекла сделался похож на пистолетную пальбу.
Волович, услыхав последние слова Замойского, невольно замер и сжал пальцы, да так, что кубок треснул, а на рукав его нарядного камзола покатились красные, как свежепролитая кровь, капли вина.
– Началось. И зачем я на Еленин уговор поддался – это ж надо от любви так одуреть, чтоб своей волею забраться в волчье логово, – с запоздалым раскаянием подумал он. – Верно мудрые люди говорят – жену слушай, но поступай ее советам вопреки. Еленка, правда, тоже хороша. Еще вчера босая бегала, цветы в лугах собирала, а теперь дня не может без выезда в Варшаву прожить. «Вечно дома сидим, на людях не показываемся», – передразнил мысленно Станислав молодую красавицу-жену. – Вот и вышли в свет, попали в общество князей благородных. Да на лесной дороге с разбойничьей ватагой иль волчьей стаей встретиться куда безопаснее.
Вспомнив про жену, Волович еще более встревожился. Уж он-то был наслышан о любовных похождениях Вишневецкого и его друзей.
Однако, будучи человеком далеко не робким, князь тут же устыдился своего малодушия.
– Эко меня разобрало, видать, и впрямь старею, коль испугался Казимира. Нет, какой бы вурдалак он ни был, но тронуть гостя в своем доме не посмеет, это ж несмываемый позор, а Вишневецкий явно метит в короли. Просто так такой скупец шляхту спаивать не будет. Так что из Варшавы мы с Еленкой вырвемся, а там…
Станислав довольно усмехнулся. У городских ворот их дожидался тесть – славный полковник Озорчук с отрядом прошедших под его началом огни и воды литовских шляхтичей.
– Меня-то Ян, конечно, малость недолюбливает, сказать по правде, есть за что, но за Елену не только Вишневецкому, но и Стефану-королю, случись в том надобность, без колебаний горло перережет. А потому бояться нечего, надо этим разудалым рыцарям их место указать, чай, пока еще не короли.
Засунув в карман руку, чтоб достать платок да утереть забрызганный вином рукав, князь прикоснулся к лежащей в нем папской грамоте и ощутил такой прилив сил да уверенности в своей правоте, что, не дожидаясь, пока улягутся страсти, как бы одобряя призыв Замойского, провозгласил:
– Истину изрек ты, князь Михай. К речам твоим, столь справедливым, даже добавить нечего. Действительно, сколько ж можно с лапотной Московией тягаться.
Почуяв на себе недоуменные взгляды поляков, Волович с явной издевкой заявил: