Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

– Где ведьма? Куда она со своим отцом полковником сбежала? – и, уже срываясь на визг, завопил: – Говори, богом тебя заклинаю!

Пытка – дело, конечно, нужное, но пытать преступников пристало в застенке иль на площади, чтобы прочим неповадно было нарушать закон, но чтобы истязать на поле боя израненного врага – это как-то не по-воински.

Спасители Казимежа неодобрительно переглянулись, а раненый мадьяр, укоризненно покачав перевязанной головой – свою рану храбрый капитан получил как раз от Гжегожа – вскинул пистолет, чтоб избавить от мук достойного противника. Однако, угадав его намерения, Вишневецкий вырвал из рук венгра пистолет. Выпучив налившиеся кровью глаза, он заорал:

– Не смей, я сам!

Нанесенная злодеем боль придала сил умирающему. Приподнявшись, Шептицкий плюнул в Казимира кровавым сгустком и довольно внятно вымолвил:

– О боге вспомнил, Иуда. Христопродавец и тот толику малую совести имел, потому и удавился. Тебе же, выродку убогому, лишь зависть со злобою присущи. Всех ненавидишь, даже их, заступников своих, – кивнул хорунжий на приумолкших рыцарей. – Вовек им не простишь, что королем не выбрали. С великой радостью под пушки московитов на убой пошлешь, как моих гусар когда-то. Для того и Папского посланника с Воловичем убил.

Вишневецкий уже жалел, что сразу не прикончил Гжегожа. Подлая затея с допросом израненного пленника оборачивалась явно против него. Даже преданный Морожек замер, разинув рот, когда услышал про убийство канцлера. Остальные рыцари, особенно раненый мадьяр, который, видимо, неплохо разумел по-польски, вопрошающе глянули на князя.

– Лжет он, оборотень. Не верьте ему, – снова завопил Казимеж, нажимая курок. Колесико замка крутнулось, но сбившийся во время боя кремень не дал искры. Швырнув негодное оружие в его хозяина, Вишневецкий выхватил из-за повязанного поверх кирасы златотканого шарфа новехонький, французской работы пистолет.

– Вот видишь, Казимир, не берет меня смерть. Стало быть, не до конца я долг свой перед богом да людьми исполнил. Видно, надо напоследок еще одно благое дело совершить, белый свет очистить от тебя, от твари мерзкой, – мученически улыбаясь, сказал Гжегож. Лишь теперь беснующийся князь заметил, что хорунжий вынул руку из-за спины и на него глядят не только большие карие глаза Шептицкого, но и бездонный стальной зрачок пистолета.

– Будешь подыхать, Еленку вспомни, – это были последние слова самого верного поклонника принцессы рыцарского братства. Два выстрела грянули одновременно. Пуля Вишневецкого обожгла чувственное сердце лихого шляхтича, но прежде чем остановиться, оно в последний раз разогнало по жилам кровь, и он еще успел увидеть, как его враг, катаясь по земле, визжит от боли, зажимая между ног окровавленные руки.

Воинская душа особенная, она для вечного упокоения непременно требует отмщения. Теперь Гжегож, Ярослав и Ежи могли спокойно спать в сырой земле, а Еленка жить на ней. Яркий утренний свет стал меркнуть в очах хорунжего, он облегченно вздохнул и умер.

34

Нападение литовского отряда на замок Вишневецкого поначалу наделало немало шуму. Впрочем, иначе и быть не могло. Кровавое побоище, которое произошло в столице Речи Посполитой между лучшими бойцами шляхетского воинства, да еще накануне выступления его в поход на Москву, конечно ж породило слухи о тайном заговоре. Разгневанный король Стефан приказал незамедлительно призвать во дворец всех старших польских и литовских воевод.

Когда Бекеш доложил ему, что князь Казимеж смертельно ранен, а Волович и вовсе убит, Баторий не сдержался, срываясь на крик, он разгневанно спросил:

– Эти варвары зачем меня монархом выбрали, чтоб я диких московитов им одолеть помог иль для того, чтобы я их самих от склок междоусобных сдерживал?

Вспыльчивый никак не менее своего друга-повелителя, но очень рассудительный Гаспар с усмешкой заявил:

– Да, похоже, и для того и для другого. Тут у них же никаких законов нет. Верней сказать, закон-то писан, только ни один из здешних князей отродясь его не читал. Каждый мнит себя великим кесарем, а потому творят, чего хотят. Видно, шляхте надоело произвол такой терпеть, вот они тебя монархом и избрали. Надеются, что доблести твоей в избытке хватит, чтоб и царя Ивана победить, и зарвавшуюся знать утихомирить. Надо в этом деле твердость проявить, иначе не Полоцк да Смоленск у московитов будем отвоевывать, а в междоусобной смуте погрязнем.

Рассудительная речь военачальника малость остудила короля. Усевшись в кресле, он слегка поморщился, выпрямляя пораненную в былых сражениях ногу, и снова обратился к Бекешу:

– Волович впрямь убит? Может, учинил мятеж да скрылся?