С четверть часа они ехали молча, каждый думал о своем. Княжич вспоминал, как в первый раз сюда приехал на смотрины к государю, Трубецкой – свою молодость и службу в страже Грозного-царя. Немного поостыв, князь Дмитрий снова вопросил:
– Иван, скажи по совести, почему ты к власти не стремишься?
– Да потому, что шибко дорого сии стремленья мне обходятся. Раз поддался на посулы Шуйского атаманом всего Дона стать, и чем все кончилось – Елену потерял, а сам в застенке оказался. Нет, с меня хватит, поумнел за три десятка лет. Тесть покойничек мне как-то сказывал, мол, все судьбой предрешено – кому царем, кому казачьим атаманом быть, а кому просто кузнецом или холопом, и неча понапрасну суетиться. Я помню, даже обругал его, но нынче понял – прав ведь был старик.
– Мудрено говоришь, – пожал плечами Трубецкой. – Тогда зачем вообще к чему-либо стремиться? Сиди и жди, когда манна небесная на тебя посыплется, авось когданибудь дождешься.
– Могу и проще, – печально улыбнулся Княжич. – Мы свое дело сделали, прогнали ляхов из Москвы, а остальное – суета сует, которая и ноготка Максимова не стоит.
Обернувшись к ехавшим шагов на десять позади сынам, Иван распорядился:
– Собирайте наших казаков, до дому отправляемся. Мать с Катериною, поди, уж заждались.
Припомнив, как они расстались с Княжичем в последний раз, Дмитрий Тимофеевич обратился к Межакову:
– А с чего ты, друг любезный, так на помощь Ивана Андреевича надеешься? Ну, в крепость, может быть, и пустит, но что людей своих даст и сам пойдет Заруцкого громить, я очень даже не уверен.
– Непременно поможет, на то он и первейший атаман, – со святой уверенностью в голосе возразил Матвей.
– Это как прикажешь понимать? – удивился Трубецкой.
– Очень просто. Все тяжбы между Доном и Москвой давно через него решаются и чаще миром. Иван Андреевич не любит, когда люди православные друг дружке кровь пущают. Вот попомни мое слово, завтра атаман отправится в Коломну и вразумит Мартыныча.
– Это вряд ли. Заруцкий его люто ненавидит, к тому ж Мартыныч у Маринки под пятой, а та скорей помрет, чем откажется от притязаний на престол, – усомнился Дмитрий Тимофеевич.
– Заруцкий, может быть, и ненавидит, зато казаки очень уважают, – хитро усмехнулся Межаков. – Стоит Княжичу в Коломне появиться, да побеседовать с людьми, а он это умеет, орда мятежников начнет, что снежный ком весною таять. И останется Иван Мартыныч со своей полячкою один, как дырка в заднице, тогда невольно поумнеет.
– Может быть, и так, – задумчиво промолвил Трубецкой.
После того, как Княжич спас его от гетмана Рожинского, он проявил к Ивану немалый интерес и разузнал о нем довольно многое.
Атаман не только обучал казачью молодежь воинским премудростям, порою он вершил дела куда сложней. При Годунове, например, когда Борис задумал обуздать станичников и перестал платить казакам жалованье, Иван заделался купцом. Максим Бесстрашный присылал ему отбитых у нехристей коней и прочую добычу, а он менял ее на порох, хлеб да соль, не беря себе за это ни копейки. Во время смуты Княжич не примкнул ни к одной из враждующих сторон, считая всех их самозванцами, поэтому не запятнал себя ни службой Шуйскому, ни тушинскому вору.
«А ведь Матвей отчасти прав, – подумал Дмитрий Тимофеевич. – Таких юродивых, которым власть и деньги не нужны, у нас не очень любят, однако, как ни странно, уважают. Ляхи с малороссами за Княжичем, конечно, не пойдут, но голытьба, а в воинстве Заруцкого ее почти две трети, может за Иваном потянуться».
Занятый своими мыслями, князь Дмитрий не заметил, как они приблизились к имению, обитатели которого уже готовы были к встрече незваных ночных гостей. В каждой из бойниц стояли пушкари, держа в руках запаленные фитили.
– Не стреляйте, мы свои. К Ивану Андреевичу по делу прибыли, – очень вовремя воскликнул Межаков.
– Ты, что ль, Матвей? – прозвучал ему в ответ старческий и, как всегда, не очень трезвый голос Луня. Судя по – всему, страдающий бессонницей Андрюха был у Княжича бессменным начальником ночного караула.
– Конечно, я, и Дмитрий Тимофеевич со мною, – ответил Межаков.
– Открыть ворота, это наши, казаки, – распорядился Лунь.
Въехав в крепость, Трубецкой шутливо вопросил старого сотника:
– А не боишься целый полк впускать?
– Чего бояться-то, ежели пакость какую учините, так всех повырежем. Дома-то и стены помогают, – преспокойно заявил Андрей.
Несмотря на то, что время было шибко позднее, хозяева не спали. Иван с женой сидели возле очага и о чем-то мило беседовали. При виде Трубецкого Ирина вздрогнула, женским сердцем она сразу почуяла недоброе и одарила князя взглядом, в котором Дмитрий Тимофеевич без труда прочел, мол, принесла тебя нелегкая. Княжич оказался более приветлив, шагнув навстречу гостю, он подал руку и насмешливо спросил:
– Здравствуй, княже, что с тобой на этот раз случилось?
– Да вот, погреться к вам заехал, морозец нынче шибко лют, – как можно более равнодушно ответил Трубецкой.
– И куда ж ты на ночь глядя в путь отправился7 – поинтересовался атаман, он уже прекрасно понял, что зачемто нужен князю Дмитрию.