Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Ты мне лучше расскажи, как там наши поживают. Тихон сказывал, что за тобой в Сибирь многие хоперцы подались.

– Подались многие, да мало кто вернулся. Кольцо с Митяем, Лихарь и другие навек в ее снегах остались. Из тебе знакомых казаков один Лунь уцелел, – тяжело вздохнув, поведал Княжич и спросил: – Что дальше-то с тобою было?

– Что было дальше, сам прекрасно знаешь, – печально улыбнулся Сашка. – После того, как растерзали самозванца на Москве, смута началась. И кому мне только не пришлось служить. Дольше всех я у Болотникова50 задержался. Иван Исаевич за волю для всего народа воевал. Хотя, по правде говоря, я в его задумку никогда не верил.

– Это почему? – вмешался в их беседу до сих пор молчавший Межаков.

– А потому. Не каждый может вольным быть, и далеко не всякий хочет. Оно, конечно, под хозяином несладко жить, но много проще, уж ты поверь, я сам почти пятнадцать лет холопом был, – заверил Сашка. Хлебнув вина, Малой продолжил: – Когда Шуйский обложил нас в Туле, да еще водою затопил, я ни в какую не хотел сдаваться, но Болотников поверил Ваське-супостату, за что и поплатился головой, а я опять попал в полон, на сей раз к русским, к православным христианам. Эти цацкаться со мной не стали, казнить хотели, но судьба меня хранила, сумел сбежать. Скитался по лесам с разбойничками, и тут опять царевич Дмитрий объявился. Я, конечно, понимал, что этот тоже самозванец, но все одно поехал в Тушино, а там к Заруцкому пристал. Потом и нового Лжедмитрия убили, Марину с сыном Иван Мартынович к рукам прибрал. Та, как увидела меня, аж прослезилась, и все вернулось на круги своя. Я ведь даже под Москвою не был, Заруцкий повелел мне здесь остаться царицу охранять. Вот такие-то дела, Иван Андреевич, не шибко складной оказалась жизнь моя, – пожаловался Сашка, закончив свой рассказ.

– Ну, как сказать, – не согласился Княжич. – Ты в чужих странах побывал, повидал изрядно, смерти заглянул в глаза не раз, а все же жив остался. Не это ли и есть казачье счастье.

– Может быть, – пожал плечами Маленький.

– Ладно, хватит горевать, пойдем к твоей царице, посмотрим, что она за птица, – встав из-за стола, позвал Иван.

– Это верно, птица, но какая, я и сам не понял до сих пор – Жар-птица или черная ворона, – задумчиво промолвил Сашка и ухватил Ивана за рукав. – Не надо, не ходи к Марине.

– С чего бы это? – не на шутку удивился Княжич.

– Да потому, что она редкостная сука, к тому же спорченная напрочь.

– А вот это меня вовсе не волнует, я жениться-то на ней не собираюсь, – усмехнулся атаман.

– Да не про то я говорю, – запальчиво воскликнул Сашка. – Маринку власть испортила. Она же впрямь была царицею, в кремле жила, пред ней бояре на карачках ползали, а такое позабыть нельзя. Другая, может, покорилась бы судьбе своей, но Марина донельзя отчаянная. Эта никого, даже себя не пощадит, чтобы вернуть утраченное. Она, когда заводишь речь про то, чтоб в Польшу возвратиться, в неистовство впадает. Да и что ей делать в этой Польше, жить в приживалках у отца, который пожадней жида любого.

– Вот видишь, выходит, можно женщину понять, – вновь усмехнулся Княжич.

– Понять кого угодно можно, даже змею, которая тебя ужалить норовит, – заверил Маленький.

Иван задумался, но ненадолго, он просто вспомнил, что когда-то нечто в этом роде говорил ему Ермак.

– Веди меня к своей царице, – решительно распорядился атаман. – Да и Заруцкого бы надо пригласить.

– Не думаю, что в этом будет надобность, Мартыныч вечером всегда возле Маринки отирается, – сердито пробурчал Малой.

15

Наслушавшись рассказов Сашки, Княжич в глубине души надеялся встретить женщину во многом схожую с Еленой, а потому не смог скрыть своего разочарования, когда пред ним предстала невысокая, черноволосая бабенка, довольно миловидная, но далеко не красавица. Острый носик, узкий подбородок вкупе с тонкими губами делали ее похожей на хищного зверька.

«То же мне, нашли по ком страдать», – подумал он, одарив сочувствующим взглядом вначале Маленького, а потом Заруцкого.

Сашка не ошибся, Ивана Мартыновича они застали в покоях у развенчанной царицы. Кроме него, тут были мальчик лет четырех, видать, Маринин сын от первого Лжедмитрия, и католический монах, с головой покрытый длинной, черной рясой. При появлении казаков Марина приказала чернецу:

– Уведи царевича.

Тот, старчески кряхтя, нагнулся, неловко подхватил ребенка почему-то левою рукой и поспешно удалился.

– От кого и с чем пожаловал? – обратилась к – Княжичу Марина, при этом в голосе ее прозвучала откровенная ненависть. Судя по всему, по взгляду атамана она сразу угадала его помыслы и сочла себя смертельно оскорбленной. Любая более-менее смазливая бабенка мнит себя красавицей и ненавидит тех, кто усомнился в этом.

«Ишь, какая ушлая, враз уразумела, что меня не очаруешь, как Сашку с Ванькою, оттого и злится», – усмехнулся про себя Иван, но вслух ответил:

– От самого себя явился, матушка, потому как прежние цари, которых знал, повымерли, а с новым я еще не свел знакомство.

– Ты что, царям лишь повинуешься? – язвительно промолвила Марина.