Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Было дело, чего греха таить. Поначалу жалел, а нынче вовсе не жалею, потому и говорю – в чужие сани не садись. Ну, избрали бы меня полковником, а дальше что? Поднимать мятеж да на Дон пробиваться? С Шуйским я б не смог договориться, он и слушать бы меня не стал.

«Тут ты прав, окажись на моем месте кто-нибудь другой, вряд ли б все так благостно закончилось. Своего во мне увидел Петр Иванович: хоть и казак, но в то же время сын боярышни, потому так милостиво обошелся», – подумал Княжич, припомнив свою последнюю встречу с воеводой и их задушевную беседу.

– Вот и получается, Иван, что возвращением своим ты меня от смерти спас и даже больше, – заключил Никита.

– Куда уж больше-то? Хуже смерти в этой жизни нету ничего, – шутливо возразил есаул.

– Есть, Ваня, очень даже есть, – заверил Лысый. – Есть еще души погибель. Через дурь свою на плаху угодить – куда ни шло. Господь, он к недоумкам милостив. А вот гордыне в жертву пару сотен израненных товарищей отдать – это другое дело, такое даже бог не прощает.

Ванькину шутливость как рукой сняло. Приподнявшись на локте, он с уважением взглянул в некрасивое, щекастое лицо Никиты. «А ведь Лысый – хороший человек, по крайней мере, совестливый. Вон, цари да короли целые народы на закланье обрекают и ничего, живут себе, не тужат. А он, простой казак, однако черта в душу не пустил».

– Слышь, Никита, как говорится, лишь дурак своим промашкам рад, но я действительно доволен, что в тебе ошибался, – откровенно признался есаул и предложил: – Давай-ка, брат, поспим еще маленечко, покуда Разгуляй не заявился, уж он-то нам покою не даст. Там, в углу, – под образами, ковер персидский постелен, на него и ложись. Кольцо всегда на ковре на этом с перепою отсыпается.

Покраснев от радостного смущения, Лысый встал из-за стола и улегся на мягкое лежбище. Пожилому казаку было лестно, что в доме Княжича он такой же гость, как и прославленный Ванька Кольцо.

«Молодец, Иван, понимает чужой души переживания, хоть и молод, но уже настоящий предводитель. В жизни главное – быть настоящим, а казаком иль атаманом – не так уж важно. Ну не наградил меня господь талантом начальствовать, ну и ладно, ну и пусть, знать, судьба такая», – подумал, засыпая, Никита. Он был истинно русский человек, который никогда не покорится супостатам, может взбунтоваться против власти, но почти всегда покорен своей судьбе. Именно в покорности судьбе, как и у любого православного, была его и сила, и слабость одновременно.

10

Княжич не ошибся, полагая, что ворон ворону глаз не выклюет, а казак казаку поневоле брат. Было вспыхнувшая вражда между царскими волками, как прозвали недруги хоперцев, и вольными разбойничками быстро сошла на нет. Причиною тому послужила то ли мудрость Ваньки, то ли его совестливость. Хоть и принято считать, что ни одно благое дело не остается безнаказанным, но помилование им Максимки оказалось редким исключением из неправедных законов жизни человеческой.

Разгуляй недаром опасался нападения Илюхиных дружков. Ударившись в бега, Рябой и впрямь созвал на сход воровских атаманов из окрестных станиц, объявив при этом:

– Княжич с Разгуляем да Лунем царю Московскому с потрохами продались. Наказ у них от государя Грозного – всех разбойных казаков под корень извести, не щадить ни старого, ни малого. Максимка Бешеный и дед Матвей уже сказнены. Того гляди, и к вам пожалуют, опричники поганые, московитские порядки заводить.

Врал Илюха убедительно, со слезой во взоре, он был уверен, что сообщники уже поплатились за его злодейство. Сам Рябой, окажись на месте Княжича, ни за что бы их не пощадил.

Поначалу многие поверили, даже собрались идти, громить отступников, однако и среди воров нашлось немало трезвых умов. Воевать с хоперцами себе дороже. Прошедшие через горнило настоящей войны царевы волки являли собой, пусть и малочисленную, но сплоченную совместно пролитой кровью, грозную силу. Да и верилось с трудом, что коренные казаки Ванька Княжич и Митька Разгуляй пошли в опричники да еще творят такие зверства на родной земле, а потому разбойнички решили послать за ними гонца. Коль чисты перед казачьим братством, так придут и разъяснят, чего хотят, а коли нет – тогда междоусобия не избежать. Возвратился посланец нежданно скоро, однако не с Иваном или Митькой, а с Безродным.

Как и Разгуляй, старец сразу понял, куда отправился Рябой, и смекнул: если Илья расправится с хоперцами, и ему погибели не миновать. Мертвым он Илюхе-змею нужнее, чем живой. Ну а жизнь, она любому дорога, причем на склоне лет нисколь ни меньше, чем в дни шальной, бездумной юности. Не теряя времени даром, дед Матвей отправился спасать свою седую голову, а гонца, который ему встретился, назад поворотил – нечего воду зря мутить. Митька Разгуляй, хоть и не Княжич, но отчаюга тот еще. Вполне способен со своею волчьей сворой начать за Ваньку мстить.