Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Надо только показать товар лицом, – стал напутствовать его царев телохранитель. – Найдутся средь разбойничков такие, которых и царю не стыдно было бы представить?

– Есть на примете у меня один молодец. Харею пригож, летами молод, но при всем при этом разумом не обделен. Такие государю нравятся, – вспомнив Княжича, ответил воевода, однако тут же с опаскою заметил: – Только шибко уж отчаянный. Он мне единожды на воинском совете чуть бунт не учинил. Я еле удержался, чтоб не сказнить наглеца.

– Ну уж это не твоя печаль-забота, – вновь развел руками Одоевский. – Коли ум имеет в голове, так сумеет приглянуться царю Ивану Грозному, а коли нет – ему ее в Москве быстро с плеч смахнут, – заверил он и стал прощаться. – Ну, мне пора. Государь велел сразу же обратно возвращаться. Жаль, нет времени повидаться с твоим молодцем, а то б я разъяснил ему, как надобно в кремле себя держать.

– Даст бог, в кремле и встретитесь. Ты варнака этого вмиг признаешь по повадкам волчьим да глазам, что так и светятся разбойной лихостью, – усмехнулся Петр Иванович, пожимая ему руку на прощание.

7

Лето быстро и неотвратимо уступало свои права. Буйный, осенний ветер уже принялся гонять по Дикому Полю волны пожелтелой травы да срывать листву с деревьев в позолотевших березовых рощах и еще зеленых дубравах, изредка встречавшихся казакам на пути.

Минул третий день, как израненный, но непобежденный Хоперский полк по приказу князя-воеводы выступил на Дон.

– Вовремя мы к дому подались, как раз до распутицы поспеем. Чем это ты Шуйского так ублажить сумел, что он нас без шуму-драки восвояси отпустил? – спросил Ивана Лунь.

– То Игната вон заслуга, – есаул кивнул на дремлющего прямо в седле старого сотника и печально улыбнулся. Ему припомнилась их последняя встреча с Петром Ивановичем.

Когда Княжич очухался от пьянки, он первым делом вызвал Доброго.

– Игнат, распорядись братов на круг созвать.

Не участвовавший в загуле сотник, он был вовсе трезвого нрава, растерянно ответил:

– Клич-то бросить можно, да будет ли с этого толк? Все кругом вусмерть пьяные. Даже Митька Разгуляй, на что уж крепок на винище, но и тот на ногах еле держится. Дельного совета все одно никто не даст. Что прикажешь, то и сделают. Скажешь, до дому идти – домой пойдут, скажешь, надобно столицу Речи Посполитой брать – на Варшаву двинутся. Ты бы лучше к воеводе съездил. Нынче утром от него посланец был, вас с князь Дмитрием домогался. Может быть, договоришься с Шуйским, чтоб он нас по-хорошему на Дон отпустил. Князь ведь тоже далеко не дурак, и ему наш бунт не шибко надобен.

Иван кивнул гудящей с дикого похмелья головой и попросил:

– Будь любезен, разыщи да оседлай моего коня, а я пока хоть лик умою.

Не прошло и четверти часа, как сотник привел Лебедя к шатру. Сам он тоже был верхом, при всем оружии. В ответ на изумленный взгляд есаула Игнат уверенно промолвил:

– Я с тобой.

– Как знаешь, думаю, тебе не надо объяснять, чем поездка эта может кончиться, – предупредил его Иван, трогаясь неспешным шагом к стану московитов.

Немного не доехав до обители вождя московской рати, Ванька спешился. Шагнув навстречу княжеским охранникам, он бросил Доброму через плечо:

– Останься здесь. В случае чего, не ввязывайся в драку, сразу в полк скачи и уводи братов.

– Вань, ты шибко там не буйствуй. Худой-то мир, он лучше доброй ссоры, – напутствовал Игнат своего молодого предводителя.

К удивлению есаула, ждать у крыльца ему на этот раз не пришлось. Завидев казачьего старшину, один из стражников тут же юркнул за дверь. Княжич не успел еще и рта открыть, чтобы оповестить о своем прибытии, как она снова отворилась и расплывшийся в подобострастной улыбке благородный холуй провозгласил:

– Входи, полковник, Петр Иванович давно тебя дожидается.

Шагая через уже знакомые темные сени, Иван насмешливо подумал: «Встречают хорошо, интересно, как прощаться будем», – и смело переступил порог.

Шуйский пребывал в гордом одиночестве, никаких «апостолов» на этот раз при нем не было. Увидев Ваньку, он с насмешливым укором вопросил:

– Ну что, проспался, разбойная душа? Проходи, садись, в ногах-то правды нет.

Заметив, что молодой казак слегка смущен таким приемом, он совсем уже по-дружески пригласил:

– Садись-садись, при нынешнем звании полковничьем тебе это дозволено.

– А Емельян что, разве помер, – встревожился Иван.

– Да нет, даже малость на поправку пошел, – пристально глядя на него, ответил Шуйский.

– Тогда нельзя мне быть полковником. Званья атаманского только смерть да круг казачий могут лишить. Пока Чуб жив, он наш предводитель, а я всего лишь первый есаул.

Петр Иванович улыбнулся, но при этом строго изрек:

– Я тебе уже однажды говорил, как угодно себя можешь величать, мне ваши выдумки разбойничьи неинтересны. Только нынче ты за казаков в ответе, а потому не артачься понапрасну, принимай начальство над полком и готовь его к походу.

– Уж не на Варшаву ли? – не удержался от дерзости Иван.

– Да нет, чуток поближе. Поведешь на Дон своих станичников. Это даже не мой, царев приказ.