Проклятый (СИ)

Старик обмакнул палец в жидкость в чёрном горшке, поднял. С него сорвалась тяжелая капля тягучей янтарной жидкости. Помазал беззубый рот младенца, ребёнок зачмокал и уснул.

Волхв вновь спеленал его, набросил на мощные плечи тулуп и вышел в надвигающуюся ночь. Шёл не долго, только зажглись первые звёзды, а он уже счищал снег с небольшого, едва заметного среди сугробов, холмика.

- Ничего, до первых зубов тебя спрячу, так что и леший не отыщет, а там ты сам себе хозяин воле богов неподвластный. Не смогут приказать тебе умереть.

Приговаривая, он разгрёб снег, открыв вход в нору. Оттуда пахнуло живым теплом могучего зверя. Взял с расстеленного на снегу тулупа ребёнка, распеленал и начал укладывать в берлоге.

- Пока с медвежатами молока попьёшь. Мать мохнатая спит, ей всё одно – что медвежонок, что дитё человеческое. А ближе к весне заберу тебя, внучек, и отхаживать начну.

Пристроив младенца к медвежьему соску, старый волхв вылез из берлоги, аккуратно приладил ветки и завалил снегом.

Луна осветила мертвенным светом лесную избушку, прочно вогнавшие в землю корни, деревья, отдалённую весь. Ночному солнцу было всё равно, что в берлоге мирно спит медведица, не подозревающая о том, что стала молочной матерью внука человека когда-то вытащившего её из ловчей ямы и выхаживавшего травами. И, конечно же, холодную и надменную небесную красавицу не интересовало то, что настоящая мать никогда не узнает о разделении материнства с лесным зверем.

Глава 1

Ветер задорно шелестел в зеленых листьях, из озорства стараясь раскачать вековые дубы. Но сил хватало лишь на то, чтобы трясти ветви молоденьких деревьев и кустов. Хороший лес, добрый. Если кто с пониманием придёт, с почтением к древним богам то обязательно найдёт большую грибницу, засохшее дерево на дрова, полянку с ягодами. Охотник – дичь, мальчишка – птицу в силки поймает, девчушка – шишки да жёлуди на игрушечные бусы, а в глухомани можно и молодых охотников поднатаскать… или воинов. Но это, ежели с пониманием, а лихой человек может и голову сложить: споткнулся о корешок, упал, да сверху суком многопудовым добавило. Хороший лес, будто сказочный.

Зелёные исполины переговаривались на своём языке, звучащим для человеческого уха непрекращающимся шумом листвы. Старик, застывший в тени дерева недовольно морщился, шёпот лесных духов мешает прислушиваться, не определить где что хрустнет, скрипнет, где шевельнётся веточка. Ничего не слышно, так что всё внимание на часть кольчужной рубахи, на кружок из стальной проволоки, подвешенный к ветке на конском волосе. Ничего не упустить, всё заметить.

Стрела просвистела и унесла кольцо, качавшееся под порывами ветра. одновременно со столбиков сбило дюжину шишек. Седой воин довольно покачал головой: молодого ученика он так и не заметил, хотя откуда стреляли, определил.

- Бэр, выходи! Признаю, скрываться ты умеешь.

Двое молодых парней вздрогнули, когда по лесу прокатился звонкий, переливистый смех и вернулся птичьим гомоном.

- Я и стрелять умею. – Из кустов малины поднялся юный стрелок.

Руки старика предательски дрогнули, а по спине пробежал противный холодок: парень оказался в двадцати шагах дальше, чем, то место, где он должен был быть. Густой кустарник, сокрывший его листвой, оказался слишком обманчив. Случись схватка с ним в настоящем бою… ещё неизвестно, чья кровь напоила бы землю – матушку.

- Вижу, мои труды не пропали даром: с сотни шагов в кольцо! Да, стреляешь ты уже лучше своего деда.

Стрелок едва перешагнул грань, отделяющую юношу от мужчины – борода только начала расти, но в сложении не уступал учителю: широкая грудь, руки словно вырезаны из дуба, на плечах душегрейка из волчьей шкуры. Серо-голубые глаза пронизывали булатным блеском, выдавая упрямую натуру вечного бунтаря. Высокий лоб, плавные черты овального, чуть женственного лица создавали впечатление мощного, изворотливого ума. Чётко очерченные губы цвета спелой земляники, способные как свести с ума юную девушку завлекающей улыбкой, так и поселить ужас в сердце противника, когда они изгибались, обнажая острые клыки, играли травинкой, выдавая радостное волнение юноши, окрылённого успехом. Волосы цвета старой бронзы, дерзко перехваченные плетёным кожаным шнурком с золотой нитью немного выше бровей, переливающимся водопадом сбегали на плечи, свиваясь в крупные кольца. На поясе, бросая злые искорки боевого оружия, колыхается отточенная секира