Проклятый (СИ)

Весь выбежала навстречу братьям, вклинившись одним краем в лес, и остановилась на границе степи. Дома поставлены так, чтобы в случае набега кочевников была возможность легко обороняться, отступая в чащу и не опасаться удара со спины или с боков, а деревенское поле зажато между лесом и широкой рекой, оберегая от шальных копыт. Жирная после зимней спячки земля ещё тёмнеет полосами от сохи – посевы пока не проросли и не скрыли незатейливый узор.

Деревня встретила троицу женскими криками и бранью. Бабская ругань – дело обычное, но сейчас все жёны деревни напали на одну. Почуяв неладное, братья бросились к деревенскому колодцу. Подбежав поближе, узрели мать, защищающуюся от змеиных языков соседок. От гвалта воробьи не находили места, беспорядочно рассекая безоблачную синь весеннего неба.

- Твои сыновья просто звери! Дикие звери! – орала толстуха Агафья с лицом, похожим на вареник.

- Ходят в шкурах! – Вторили ей прочие.

- В праздниках не участвуют!

- Пару не берут, а девок соблазняют!

- По ним наши дочери сохнут! Даже встретившая тринадцатую весну Росинка не сводит глаз с твоего Бэра!

Мать, не смотря на обвинения, сыплющиеся, словно горох из дырявого мешка, пыталась защитить сыновей:

- Брешете вы все! Я сама видела, как ваши дочери бегают за моими сынами к лесному озеру! Пытаются ими овладеть! Только завидят парней, тут же принимаются прихорашиваться, валяться на земле, звать в хороводы…

- Сама брешешь! От зверей ты их родила, кровопийц!

- Не знают жалости! На прошлой ярмарке покалечили таких парней! Я Любоцвету за богатыря отдавать хотела, а он теперь даже с сохой едва управляется.

- Значит такой богатырь! Сыновья мои первыми никогда не нападают!

Гневные выкрики перешли бы в избиение, если бы бабы, к своему ужасу, не поняли, что внезапно научились летать, правда, недалеко, до ближайшей лужи.

Рядом с матерью стояли, будто три несокрушимых дуба, сыновья. Один поднял тушу кабана, второй подцепил дугу коромысла, третий обнял мать за плечи. Не зря их боялись в деревне. Баб они не били, из уважения к поконам, но швыряли в грязь, как поросят. Даже толстую Агафью младший Лис поднял, как поднял бы дитё.

- Пойдём, мать. – Гром голоса Бэра заставил дрогнуть даже пугало в поле. – Нечего тебе лаяться с этими неразумными.

Старший сын был страшен, но в глазах затаённая печаль. Мать знала, что бабы сказали правду. Сохнут все девки. Кроме той, что безжалостной зазнобой впилась в сердце Бэра.

Из соседней веси, спасаясь от хазар, лесными тропами прибежала племянница деревенского кузнеца Наталья, с обрубленной косой – Безкосая. Один кочевник хотел снасильничать над ней, отрубил косу, но ничего больше не успел – отец девушки, уже смертельно раненый, зарезал его. И теперь тёмно-каштановые волосы лишь слегка прикрывали плечи. Из родных у неё остался только дядя, живущий в этой веси, так что идти ей больше было некуда. Наталья старше Бэра на одну весну.

Старший брат, неся на крутых плечах тушу кабана, тоже думал о той нелёгкой доле, что выпала ему. Он идёт против воли богов, страдая по той, что старше. А она могла бы принести счастье.

Заря – молодая жена оглохшего скорняка объяснила ему, что значит женщина, чего она хочет. Она часами изнывала в его объятиях, но с ней всё было просто, а Наталья… Наталья убивала в нём зверя. Он тонул в бездонных колодцах карих глаз. Испытывал робость перед хрупкой девушкой, что может переломиться сухой тростинкой от одного его прикосновения, хотел просто быть с нею.

- Мне не нужно её тело, я хочу просто быть рядом, – стучало в голове – но она старше, по законам я не могу взять её в жёны и я пугаю её.

Перед глазами стоял образ: тёмно-каштановые волосы, тонкие брови, изогнутые как хазарский лук, карие глаза, красивый тонкий нос, уста цвета спелой земляники, нежное, чуть смуглое лицо, мягкие черты – всё дышало чистотой и хрупкостью.

- Почему она заставляет меня страдать? Как я её увидел? Боги, за что это мне?

Всплыло недавнее воспоминание:

- Не убежишь! – слащаволицый сын старосты схватил за руку, оцарапав нежную кожу.

- Пусти!

- Глупая, ты без косы, а значит без девичьей чести. Любой может овладеть тобой, не опасаясь гнева богов, а я дам тебе защиту, и ты будешь только моей. Не сопротивляйся!

Бесстыдная рука пламенно схватила молодую грудь. Наталья с криком рванулась и бросилась в лес. Жестокая улыбка заиграла на губах Сокольника, а похотливый взгляд следил за тонкой фигуркой удаляющейся девушки:

- Не убежишь!

Коршун полетел за голубкой, а медведь понесся в стороне, не выпуская из виду насильника.

- Стой! Догоню – хуже будет! – вопил Сокольник.

Как ни неслась Наталья, он настигал. Мелькали деревья, кусты, корни цепляли за ноги. Отрезая путь к спасению перед девушкой взметнулась стена дубов, оплетённых шиповником, загибающаяся подковой. Птица не пролетит, мышь не проберется, настолько тесно переплелись ветви. Ловушка!

Нежное создание рухнуло на землю, водопады слёз потекли по щекам. Она ждала бесчестья, со страхом наблюдая за насильником. Тот медленно подходил, изуверски изогнутые губы, лишали даже надежды на пощаду.