Прокол (сборник)

Да, действительно: со здоровьем у меня с раннего детства не ладилось. В младших классах болел по четверти года, потом, правда, меньше. Но здоровье вообще не имеет значения. Это чушь, что я с пеленок обделен природой.

Точные науки мне никогда не были близки. Числа и стрелки мучили, как кошмар. Да не в том дело, чтоб не мог этого усвоить. Просто — претило.

Меня околдовывало прекрасное. Я рисовал, играл на пианино, читал, меня влекла литература, искусство, история… Все, что раскрывает внешний и внутренний мир человека, взаимоотношения, чувства… И связь с окружающим миром в разные эпохи. Свободного времени я не имел. После уроков посещал музыкальную школу или читал книги. На разных языках.

Друзей у меня хватало. По крайней мере, они считали себя моими друзьями. Так и не пойму, почему. Это загадка. Я не был спортсменом и не был крутым. Но еще с начальной школы мальчишки охотно дружили со мной, хотя я сам ни с кем особо близко и не сошелся.

И девушкам я нравился. Это понятно. Стройный, недурной, всегда вежлив, все знает… Чего же еще! Девчонки охотно общались со мной еще тогда, когда с остальными моими сверстниками только дразнились. Может, именно потому, что сам я никогда не дурачился. Я был другим.

Мне девчонки не нравились. Они были пустыми.

* * *

Уже сейчас, в этом гостиничном номере рядом с тобой, о своей жизни я думаю только в прошлом. О том, что произошло год, неделю, секунду назад. Все это невообразимо давно. Невозможно поверить, что мне всего лишь семнадцать. Скорее уж семьдесят. Я пережил больше, чем другой успевает в столетие.

Не время имеет значение, а способность переживать.

В гостинице я не впервые. Я чувствую себя совершенно свободно, и в эту минуту я вижу в тебе скорее подопечную, нежели женщину. Но это видимость. По правде говоря, мне так до конца и не постичь принесенную тобой жертву. Не верю, что в реальной жизни возможно что-либо подобное.

Но я не чувствую себя должником. Неоспорима и моя лепта. Эти два месяца! Без меня ты бы никогда не посмела покинуть этот бестолковый мир.

* * *

Никогда, и во время долгого и повседневного первого действия моей жизни, я не обитал на земле. В этом примитивном, злом, вульгарном мире. Я не считал своими друзьями ребят, которые себя таковыми воображали. Про себя я усмехался над девчонками, которым нравился. Все они были примитивны, злы и вульгарны.

И родители мои того же сорта. Не знаю, откуда я такой взялся, но я был иным. Меня никто не понимал. А я никого не любил. Я любил только абстрактную красоту: музыку, живопись, поэзию… Только соприкосновение с прекрасным не оставляло во мне того мерзкого чувства, которое неизменно возникало от обыденной суеты.

Это не преувеличение: я страдал. Вся моя жизнь — духовные страдания. С первых лет осознания своей личности.

Больше всего я любил летним вечером перед закатом лечь на землю и смотреть в облака. Которые стелются над закатным небом, и уходящее солнце окрашивает их в разные тона — от нежно-розового до кровавого.

Я смотрю в облака, пространственность которых буквально ощутима. Толщина, высота, изгиб небес — все близк и реально. Облака стелются слоями: одни выше, другие над самой землей. Кажется, можно даже определить, сколько километров разделяют эти слои. Между ними мчатся мелкие белые обрывки — с невообразимой скоростью, как сказочные паровозики.

Я смотрю в облака и ненавижу свою плоть. Это вульгарное образование, заставляющее меня обитать в примитивном мире. Я мечтаю быть духом там, среди них: в этой могучей стихии, движение которой земные черви не в силах постигнуть. Быть там в спокойных сумерках, быть там во время грозы, когда огромные валы взбесившихся туч мчатся по зловещим небесам и средь бела дня наступает глубокий сумрак; парить в ночи, когда луга и леса, затаившись под асфальтово-тяжелым небосклоном, обреченно дожидаются спасительного рассвета. Безоблачной ночью я затерялся бы в звездной россыпи Млечного Пути — столь спокойного, могучего и бесстрастного, которому совершенно безразлично существование ничтожного человека в каком-то из уголков Вселенной. Я хотел бы вечно наблюдать, как день сменяет ночь, поколение — поколение, галактика — галактику… И не участвовать. Вечно наблюдать и знать. Вникать в безначальное прошлое и бесконечное будущее.

До недавнего времени я не встречал никого, кто хотя бы подозревал о существовании моральных переживаний. Создавалось впечатление, что окружающие состоят исключительно из своих тел.

Однажды в восьмом классе я решил показать всем окружающим, кто они. Я замолчал. Просто-напросто молчал весь день. И не улыбался. Движения мои были замедленными, а взгляд — отрешенным. На вопросы учителей отвечал кратко и тихо. На моем лице было написано, что вызывать меня не надо. Хотелось, чтобы до всех дошло, что меня терзают душевные муки, не доступные их пониманию.

Но ведь не доходит! Почему меня мерят тем же мерилом, что и других?!