Прокотиков

По дороге обещал себе вечером напиться, но как-то руки не дошли. Честно говоря, просто забыл об этом намерении, вспомнил только вернувшись в гостиницу, которую забронировал на две ночи, до отъезда маминых жильцов. Смеясь, говорил Илзе по скайпу: «Это решительная победа склероза над алкоголизмом», – и она тоже смеялась. Отлично провели вечер, почти как дома, только обняться не получилось, но когда это ненадолго, вполне можно пережить. Даже интересно побыть двумя говорящими головами, у которых друг для друга нет ничего кроме слов и улыбок. И еще слов.

На следующий день пришлось заняться делами. В смысле, отправиться домой. Ну, то есть как – «домой», просто в квартиру, где прошла большая часть его детства. Нелепо называть своим домом помещение, где не живешь уже двадцать с лишним лет, и обои с тех пор сто раз переклеивали, и кафель другой, ярко-лимонный, и мебель сменили полностью, и вообще все.

Честно проверил состояние плиты, сантехники и прочего имущества, покурил на балконе, выпил кофе с жильцами и наконец распрощался, пообещав вернуться завтра в полдень, чтобы забрать ключи. Выйдя во двор, сразу позвонил матери, доложил обстановку, чтобы не беспокоилась. Дела на этом были закончены. Пошел гулять.

Погода прогулке, будем честны, не слишком благоприятствовала, температура чуть выше нуля, а вместо вчерашнего солнца – тучи и мелкий, занудный дождь, такой слабый, что даже зонт открывать как-то глупо. Он и не стал.

Разумней всего было бы вернуться в гостиницу и заняться текущими делами, которые, как ни раскидывай их перед отъездом, найдутся всегда, достаточно подключиться к Интернету и проверить почту. Сто раз себе это сказал и столько же раз с собой согласился, но в гостиницу все равно не пошел. Вместо этого нарезал круги по своему бывшему району. Пересек школьный двор, выпил кофе в кафе, открывшемся на месте кулинарии, куда бегали после уроков за пирожными, посмотрел издалека на Лялькин дом, подойти поближе так и не решился. И, видимо, чтобы наказать себя за этот внезапный приступ малодушия, отправился в парк.

Обнаружив себя в покосившейся, облупленной, потемневшей от времени и дождей, но все еще целой беседке, где когда-то вот так же прятался от дождя, только поздним вечером и с котенком за пазухой, настолько растерялся, что написал эсэмэску Илзе: «Представляешь, я за каким-то хреном поперся в тот самый парк», – и сразу же получил ответ: «Ну так затем ты и поехал, разве нет?»

Конечно, Илзе права. Можно и дальше продолжать думать, будто приехал сюда, чтобы помочь матери разобраться с квартирой, но будем честны, прежде ее попытки взвалить на тебя свои дела не имели никакого успеха. Всегда был готов, если надо, помочь деньгами, но временем и усилиями – извини, дорогая мама, я скажу «нет» столько раз, сколько понадобится, чтобы ты от меня отстала. А тут вдруг согласился без лишних уговоров, сразу, не раздумывая. Ничего страшного, но в подобных случаях лучше ясно понимать, что ты делаешь и почему.

Подумал: если уж я тут, надо попробовать пройти весь свой тогдашний путь. Чтобы покончить с этой дурацкой историей раз и навсегда. Вот я, взрослый, свободный, разумный человек, иду по следам беспомощного мальчишки, который когда-то не сумел справиться ни с обстоятельствами, ни с самим собой. Его сердце было исполнено любви, а голова – глупости, что, в общем, совершенно нормально, в двенадцать-то лет, господи боже мой. Мальчишка пообещал котенку Котлетке, что вернется за ней, врал, конечно, и сам это прекрасно понимал, но мало ли, что он понимал, мое дело – выполнить данное им обещание, потому что… Ай, никаких «потому», просто обещания следует выполнять, кому бы ты их ни давал и сколько бы лет ни прошло с тех пор. Давно мог бы сообразить, но ладно, хоть сейчас дошло.

Проблуждав по парку часа два, был вынужден признать, что идея пройти свой путь была совершенно дурацкая. Бродил тогда в темноте, не разбирая дороги, а если бы даже старательно запоминал все приметы, это сейчас не помогло бы. Столько лет прошло, все изменилось, то есть вообще все: деревья выросли, кусты, наверное, уже не раз пересадили, клумбы разбили в новых местах и пешеходные дорожки проложили там, где их прежде не было, а может быть, не проложили, кто знает? Точно не я.

Удивился, когда начали сгущаться сумерки, но тут же сообразил, что удивляться тут совершенно нечему, в ноябре темнеет очень рано, примерно в половине пятого, столько сейчас и есть. Самое время плюнуть на дурацкую затею, прекратить нелепые поиски – кстати, чего именно? Куста, под которым двадцать с лишним лет назад оставил котенка?

По всему выходило, что именно так.

Но поиски, конечно, не прекратил. Когда окончательно стемнело, ощутил не отчаяние, а своего рода облегчение: теперь я не то что куста, выхода из парка не найду. А если так, нет смысла отсюда выбираться. Мое дело маленькое: бродить в темноте. Если ноги сами выведут к выходу или хотя бы на центральную аллею – ладно, молодцы, заслужили покой. А нет, так нет. Все честно.