Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны

– Признаки очевидны, – узнал он голос Оболенцева. – А вот детали… Дамы вовсю приглашают кавалеров.

– А кавалеры?

– С ними полной ясности нет. Работаем.

– Не давайте им перехватить инициативу и держите меня постоянно в курсе дела».

Увидев удивленные глаза Борзова, Багиров пояснил:

– Это Оболенцев разговаривает с Надеиновым – заместителем Генерального прокурора СССР.

– А что еще за операция «Империал»? – удивился Борзов.

– Черт ее знает! Это меня и беспокоит, – озабоченно ответил Багиров.

– Ну, ты вообще что-нибудь знаешь?

– Успокойся. Я еще много чего знаю, – многозначительно произнес Багиров, – но если мы и дальше будем сопли жевать, так лапти нам всем быстро сплетут. Все рабы твоей «графини», как только почувствуют, что мы умыли руки, сразу расколятся. Уже идет информация, что Юрпалов курвиться начал.

– Багиров, я знать ничего не хочу. – Борзов рассвирепел и схватил приятеля за грудки. – Хотя ты мне и друг, но делать за тебя твою работу я не собираюсь! Понял? И за чужую спину не прячься! Я тебя в порошок сотру!.. Делай что хочешь, но Юрпалов должен проглотить язык!..

Когда Багиров ушел, Борзов зашел в свой кабинет. Сев в кресло, он тупо уставился в стенку, на которой висели фотографии из его пионерско-комсомольской и партийной жизни. Остановив свой взор на той, где он был запечатлен с пионерским барабаном на груди, Петр Григорьевич монотонно вполголоса запел: «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры – дети рабочих…»

Посмотрев на часы, он потянулся и, сняв трубку, по памяти набрал номер телефона.

– Алло, Ната?

Непричесанная солистка варьете сидела в халате перед трельяжем и смазывала кожу питательным кремом. Услышав голос Борзова, она иронично спросила:

– Петр Григорьевич? Чем обязана такому вниманию? Что ж это такое случилось? Вспомнили!

– Брось ломаться. Пообщаться хочется.

– А вот у меня и моего француза совсем другое мнение.

Лежавший на кровати комического вида дядечка снял трубку параллельного аппарата и спросил:

– Кес ке се?

Борзов чертыхнулся.

– Обидели бедняжку! – Наталья засмеялась. – Взамен того, что ты хотел, спою я тебе песню из своего нового репертуара: «Что нам жизнь – деньги медные, мы поставим на белое, жребий скажет, кому умирать…»

…Оболенцев сидел и перелистывал протокол допроса Юрпалова, кое-что выписывал на чистый лист бумаги, готовясь к завтрашней встрече с бывшим директором ресторана «Москва». Он уже собирался закончить работу и отправиться к Ольге, когда в кабинет вошел усталый и голодный Ярыгин. Он настолько утомился, что никакие эмоции не отражались на его лице.

Первым делом он выдул полграфина воды прямо из горлышка, а потом заявил:

– У тебя ничего поесть нету?

– Тебе гуся с яблоками или кулебяку с сыром?

– Кулебяка с сыром называется хачапури! – заметил, облизываясь, Ярыгин. – Не разыгрывай сторожа из рассказа Чехова.

Оболенцев тоскливо вздохнул, но затем решительно открыл свой кейс и извлек из него пластиковый пакет с пирожными.

– Одна королева, – вздохнул он, – говорила, когда ей сообщали, что народ ее страны не может купить себе хлеба: «Пусть едят пирожные!»

Ярыгина не надо было дважды упрашивать. Он коршуном тут же налетел на пакет.

– Королеву звали Мария-Антуанетта, и она плохо кончила: ей отрубили голову, – с трудом прошамкал он, не прожевав.

Без зазрения совести он уничтожил весь пакет пирожных и выпил вторую половину графина воды.

– Цвяха можно теперь за яйца повесить, – наконец вспомнил он о делах.

– Свидетеля нашел? – обрадовался Оболенцев, до этого с тоской провожавший взглядом каждое пирожное, исчезающее в глотке друга.

Сладости были куплены им в буфете прокуратуры во время обеда и предназначались для Ольги. Оболенцев первый раз вспомнил, что неплохо бы привезти что-нибудь любимой. Но, видно, не судьба Ольге полакомиться этими пирожными.

– Не только нашел, но и спрятал так, что никто не найдет! – похвастался Ярыгин.

– И ты в том числе? – подковырнул друга Оболенцев.

– И я в том числе, – удивил его Ярыгин. – Но когда будет нужно, я быстренько вспомню… Ты сейчас к Ольге? – спросил он без всякого перехода.

– К Ольге! – подтвердил Оболенцев. – Куда же еще? Только не вздумай меня охранять. Марш в гостиницу и отдыхай.

– Слушаюсь, товарищ командир! – шутливо вытянулся в струнку Ярыгин.

Он развернулся и, чеканя шаг, вышел за дверь кабинета, шутливо бросив на прощание:

– Ольге привет! Скажи ей, что завтра куплю для нее пирожных целый килограмм!

Ярыгин, исчезнув из кабинета, не поехал в цирковую гостиницу, а затаился неподалеку от прокуратуры и стал наблюдать.

Буквально через пять минут после его ухода из дверей прокуратуры вышел окрыленный любовью Оболенцев и заторопился на автобусную остановку.

Ярыгин не стал дожидаться, когда друг заметит его. Тормознув машину частника, он потихоньку поехал за автобусом, в который сел Оболенцев.

Убедившись, что никто его товарища не преследует, Ярыгин в конце пути велел водителю обогнать автобус и высадить его возле самого дома Ольги.

Однако и там все было чисто: посторонних не было ни возле дома, ни в подъезде.