Прокурор идет ва-банк

Хозяин кабинета встретил Оболенцева очень приветливо. Ему нравилось, как работал этот следователь по особо важным делам. Те материалы, которые он предоставил в прокуратуру Союза, были подобны бомбе.

— Как вы и предполагали, Майер проявил излишний педантизм, — не договаривая до конца, спокойно сказал Надеинов после обмена приветствиями.

— На то он и Майер, — также невозмутимо ответил Оболенцев, уже догадываясь, о чем пойдет речь. — Интересно сравнить, насколько его рассказ отличается от того, что он мне наговорил.

— Если и отличается, то в очень незначительных деталях. Я вам только конец покажу. У вас еще будет достаточно времени изучить его полностью.

Надеинов включил монитор. На экране показался Майер. За его плечами виднелись небоскребы Нью-Йорка. Еолос его звучал ровно, хотя было видно, что он нервничает:

«…Таким образом, гражданин прокурор, я изложил все, что мне известно об этой мафии, ее структуре, связях. Ерустно сознавать, что они тянутся от насильников и грабителей, убийц и воров к более высоким представителям власти. Что еще я могу добавить к сказанному?.. Постараюсь как можно скорее выслать вам показания своих земляков, эмигрировавших в Штаты. Знаю, что никакой доказательной силы они у вас не имеют. Но, может, хоть в чем-то помогут вам сориентироваться. Да хранит вас Бог, гражданин прокурор!»

Четкое изображение сменили прыгающие полосы. Надеинов выключил монитор и подошел к столу, на котором была разложена схема связей лиц, проходивших по делу. За это время схема разрослась и напоминала огромную паутину с множеством больших и малых пауков.

— Итак, операция «Империал» материализовывается, — утвердительно и четко произнес Надеинов.

— Обратите внимание, — Оболенцев взял карандаш и стал им водить по схеме, — тандем Борзов — Багиров был взаимовыгодным: милиция прикрывала коррупцию в системе общепита и продторга и в то же время использовала партийную крышу для незаконного обогащения.

— То, что интендантское ведомство исконно воровское, — это не новость. Об этом еще Петр Первый писал, требуя платить им меньше других. Но как в захребетники попали руководители местной партийной организации, органов внутренних дел и, судя по всему, таможни?

— Проще простого! Прежде всего: отсутствие всякого контроля, круговая порука, вседозволенность, умноженные на высокое покровительство и низкие моральные качества лиц, случайно прорвавшихся к власти.

— Ну, а как же юношеский Манифест Коммунистической партии?

— Это не закон Архимеда! Поэтому даже преданные ему партийные лидеры не очень-то верят в эти идеалы.

— Та-ак… — Надеинов оторвал глаза от схемы и вновь посмотрел на Оболенцева. — Откуда Борзов попал в горком?

— Из комсомола.

— Он местный?

— Родился и вырос в Черноморске. В школе дважды оставался на второй год и получил аттестат зрелости исключительно за счет общественной активности: начал с барабанщика пионерской дружины. Затем сразу — горком комсомола: от инструктора до первого секретаря. Умеет подбирать способных людей и выезжает на этом.

— Достаточно!

— Простите, Виктор Сергеевич, еще одна примечательная деталь. Из свидетельских показаний известно, что на городской отчетно-выборной конференции комсомольцы «прокатили» Борзова, но его выручил Липатов — он фактически принудил фальсифицировать результаты тайного голосования.

— Липатов… Будьте осторожнее в выражениях… — Надеинов вышел из-за стола, взял в шкафу Советский энциклопедический словарь и, отыскав нужное место, прочитал вслух: — «Липатов Егор Сергеевич, 1915 года рождения, сов. гос., парт, деятель. Герой Соц. Труда (1975). Член партии с 1939. С 1967 — пред. Черноморского облисполкома. С 1975 — 1-й секретарь обкома. Член ЦК КПСС с 1973. Депутат Верховного Совета СССР с 1970». — Он с шумом захлопнул словарь. — Понимаете, с кем вы меня столкнули лбами?

Оболенцев выдержал взгляд Надеинов а.

— А Ольга Северина — тоже местная? — спокойно поинтересовался Надеинов, не сводя глаз с Оболенцева.

— Я обязан отчитываться о своей личной жизни? — без вызова, ровным голосом спросил Оболенцев, заранее зная ответ.

— Обязаны, таковы наши правила. Так что готовьте объяснение и… и ходатайство о лишении Борзова депутатской неприкосновенности…

В огромном кабинете, отделанном светлым деревом, в высоком кресле, больше напоминающем трон, сидел разъяренный Липатов и барабанил пальцами по подлокотнику. На стенах, друг напротив друга, висели в дорогом багете портреты Ленина и Брежнева. На пустом полированном столе стояла большая хрустальная ваза с роскошным букетом только что срезанных высоких роз. В нишах встроенных шкафов блистали девственной незапятнанностью корешки многочисленных томов классиков марксизма-ленинизма. Горчичного цвета огромный ковер закрывал весь пол кабинета и скрадывал звуки шагов. Массивные кресла в тон ковра готовы были принять участников собрания в этом кабинете властных единомышленников.

Осторожно прикрыв за собой дверь, в кабинет с видом побитой собаки вошел Борзов. Переминавшийся с ноги на ногу, бледный и несчастный, он выглядел очень плохо. Краше в гроб кладут.