Прокурор по вызову

Он достаточно молод, но не слишком — судя по голосу, от двадцати пяти до сорока. Пахло от него хорошей туалетной водой и хорошими сигаретами, но это по нынешним временам могут позволить себе многие. Ушел ночью в лес, тоже ни о чем не говорит, — может, у него в кармане автомат или машина стоит в двадцати метрах. Говорил хорошо, связно, как по бумажке, — привык толкать речи или вызубрил все заранее, а если вызубрил, то сам ли написал текст? Главное, почему он так боялся показать лицо? В кадре это понятно, но сейчас? А! Возможно, они уже когда-то пересекались? Но голос совершенно незнакомый. Или его лицо известно всей стране?

Последняя надежда заполучить портрет Ивана Ивановича рухнула, когда Хмуренко просмотрел пленку из камеры, которая работала в машине, пока они беседовали. Иван Иванович к машине не подходил и сквозь лобовое стекло внутренность ее не рассматривал. Его нечеткая фигура лишь едва мелькнула на дороге, потом свет фонарика, и все.

Турецкий. 9 апреля. 05.35

Скоро совсем свихнусь!

Турецкий проснулся в холодном поту. Всю ночь его мучил многосерийный кошмар, главными героями которого были Замятин и Лидочка. Они чудесным образом объединились против «важняка», пытаясь всеми мыслимыми способами сжить его со свету. В последнем эпизоде Турецкий горел в шестовской даче, а Лидочка, Замятин, Грязнов, Хмуренко, мужик с грузинской внешностью, Арбузов и еще какие-то темные личности наступали со всех сторон, не давая ему возможности выскочить. Как в «Ночи живых мертвецов», с той только разницей, что лица у них были не полуразложившиеся, а нормальные. Круг все сужался и сужался. Увидев на своей лодыжке татуировку в виде синего скорпиона, он понял, что пришла смерть, и проснулся.

На часах было 5.35, но пытаться заснуть снова Турецкий не стал. Поднялся осторожно, стараясь не разбудить супругу, пошлепал на кухню варить кофе. В квартире было нестерпимо жарко — такое впечатление, что за последние дни отопительного сезона коммунальники решили на радостях сжечь все, что наэкономили за зиму. Или Сосновский старается: отпустил населению газ на халяву, стремится повысить свой рейтинг. Турецкий открыл настежь окно, закурил, прихлебывая любимый «Чибо».

Голова гудела как с перепоя. Он наполнил себе ванну и погрузился в слегка прохладную воду, запасшись свежей и не очень прессой — газет не читал уже дня три. И, как выяснилось, не зря. Акулы пера без устали препарировали скандал с генпрокурором. Мнения, разумеется, высказывались самые разные, но Замятин, похоже, линию поведения выбрал абсолютно верную — защитников у него было намного больше чем обвинителей.

«Подсуден ли генеральный?!» — жирно-черным заголовком на первой полосе спрашивал сам себя известный адвокат и сам же себе авторитетно отвечал: нет, граждане, даже не надейтесь.

«…Ведь в 21-й статье Конституции России говорится о том, что достоинство личности охраняется государством, и ничто не может быть основанием для умаления достоинства. А генеральный прокурор — такой же гражданин, как и другие. И его тоже защищает Конституция и государство… А 24-я статья Конституции гласит, что сбор, хранение и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускается… А 51-я статья закона о СМИ запрещает журналистам распространять информацию, порочащую граждан, в частности в связи с их профессиональной деятельностью… А в цивилизованном мире любые документы, добытые неконституционным путем, не могут быть предметом публичного обсуждения…»

Может, в цивилизованном обществе и не могут, а у нас — очень даже. Турецкий отшвырнул подмокшую газету и взялся за другую, — и там Замятина не забыли.

«Кому же тогда верить???»

«Генпрокурора „сдали“ свои — люди, которым он неограниченно доверял… Авторитетные эксперты единодушны: съемка велась скрытой камерой, замаскированной в элементах отделки помещения. Съемку проводили профессионалы».

«Жене Замятина будет над чем посмеяться!»