Прокурор

— Он только вчера вечером вернулся из рейса, — пояснил директор. Эх, Флора Юрьевна! Нам бы пяток таких молодцов да специализированных машин еще штуки три — мы бы развернули его движение вовсю! Я очень надеюсь на телевидение. Это огромная сила!

— Постараемся предоставить эту силу в ваше распоряжение, — улыбнулась Баринова. — Вы что, возите продукцию фабрики в другие города? — обратилась она к Козолупу.

— В Таганрог, Жданов, Ростов, — стал перечислять шофер.

— Думаем расширять географию, — прервал его Заремба. — Надо только, чтобы вышестоящее начальство помогло нам с автосредствами и штатами. Пресса, между прочим, уже заинтересовалась козолуповским движением.

Фадей Борисович взял со своего стола журнал «Прикладное искусство», нашел нужную страницу и протянул Бариновой.

— Вот, — ткнул он пальцем. — Статья о нашей фабрике.

Статья была иллюстрирована несколькими фотографиями. Одна из них изображала группу людей на фоне фонтана «Дружба народов» на ВДНХ. Баринова узнала несколько человек, с которыми уже успела познакомиться в ходе подготовки к передаче. Козолуп скромно стоял крайним.

— Разрешите позаимствовать? — попросила Баринова. — На время. Я использую это в передаче.

— Ради бога! — ответил Заремба. — Там, кстати, есть цифры, отдельные показатели, которые вам пригодятся… Ну, я думаю, товарищу Козолупу и представителю телевидения будет о чем побеседовать, так что не смею задерживать.

Баринова и шофер-экспедитор вышли во двор и устроились в виноградной беседке.

— Расскажите о себе, — попросила журналистка, подставляя поближе микрофон.

— Женат. Играю на гитаре. Участвую в художественной самодеятельности, пишу стихи. Увлекаюсь водными лыжами… Исчерпывающе? — Козолуп улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых зубов.

— Я серьезно, — несколько обиделась журналистка.

— Ну как можно рассказывать о себе? — продолжал улыбаться Козолуп. Хвалить — не скромно, ругать не хочется… Уж лучше задавайте вопросы.

— Хорошо… О вашем движении. Как вы пришли к нему, товарищ Козолуп?

— Прошу, зовите меня просто Алексеем. Без официальщины. Она как-то сковывает, замораживает… А насчет движения…

Но рассказать о движении шофер-экспедитор не успел. Возле них, словно из-под земли, появился Боржанский.

— Простите, Флора Юрьевна, но я вынужден похитить у вас собеседника, — сказал он. — В силу, так сказать, производственной необходимости.

— Надеюсь, не навсегда? — шутливо спросила журналистка.

— Разумеется, — кивнул Боржанский.

— Я вас найду, когда освобожусь, — пообещал Козолуп, поднимаясь со скамейки.

Однако они не встретились. Флора узнала, что Козолуп срочно отбыл в очередной междугородный рейс.

К середине дня у Флоры разболелась голова, слегка знобило. Вчера вечером она искупалась в море, хотя было ветрено и прохладно. Флора решила поехать в свой коттедж, полежать, выпить аспирин. И, никому ничего не сказав, отправилась в «Зеленый берег» автобусом, который вез туда белье из городской прачечной.

Крутояров, узнав, что она плохо себя чувствует, сказал:

— Какие аспирины? Лучше народных средств ничего нету!

Он проводил ее в коттедж.

Когда Флора вошла в комнату, то остановилась, пораженная: на окне красовалась великолепная штора из тростника, на которой была изображена хижина в японском духе.

— Смотрится, да? — спросил довольный директор дома отдыха.

— Изумительно! — воскликнула журналистка.

Гаврила Ионович потянул за шнур, и штора поползла вверх.

— Все Тарас Зозуля, — сказал Крутояров с уважением. — Самородок. Талант… — И сокрушенно вздохнул: — Только вот водка его губит… — Он снова взялся за штору. — Видите, крепится на том же карнизе, что и занавеска. Две планки, распорки по обеим сторонам. Одним концом упираются в стену, а другим — на трубы карниза. И дополнительных дырок сверлить не надо, просто штора прикрепляется к этим планкам… Делаем во всех комнатах.

Он с удовольствием несколько раз опустил и поднял легкую штору.

— Действительно, смекалистый парень этот Зозуля, — сказала Флора.

— Что вы! Как чародей. До чего ни дотронется — все ладно и красиво. А на фабрике сколько понавыдумывал такого-этакого… — Гаврила Ионович спохватился: — Ну, отдыхайте, я мигом…

Но что он сделает мигом, Крутояров не объяснил. Баринова прослушала записи, сделанные сегодня на фабрике, занесла памятку в блокнот, чтобы узнать в бризе, какие изобретения у Зозули, и тут появился Крутояров с самоварчиком из своей коллекции, который назывался «для эгоиста».

— Минуточку, — бросил он и снова исчез, чтобы появиться минут через пять с двумя баночками.

— Спасибо, Гаврила Ионыч, за хлопоты, — расчувствовалась девушка. Мне, право, неловко…

— Больной — что малый, ухода требует… Вот малиновое варенье, вот медок. Наилучшее лекарство от простуды.

— Я же сама могла сходить…

— Мне, скажу по совести, приятно сделать вам хорошее. — Он налил ей крепкого душистого чаю. — Вот вы сразу сказали, что будете есть в столовой, со всеми… Понятие имеете…

— Что тут особенного? — удивилась Флора. — Не принцесса же…