— Более того, — продолжал прокурор, — приказ о выдаче так называемых премий, надо же как-то оправдать такое расточительство, выходит на заводе уже после того, как деньги выданы! Как вы это назовете? — с вызовом спросил он у Чибисова.
Алексей Кузьмич пожал плечами:
— Может быть, в отдельных случаях… Обстоятельства, знаете ли…
— Это недопустимо ни в каких случаях, ни при каких обстоятельствах, отрезал Измайлов. — Это грубейшее нарушение… — А возьмите борьбу с пьянством? Сплошной формализм.
— Но почему этим должен заниматься только директор? — возмутился Чибисов. — А партийная организация? Комсомол? Общественность?
— Они хотят заниматься… — начал было Захар Петрович.
— А директор запрещает? — саркастически усмехнулся Чибисов.
— Объективно выходит, что мешает, — невозмутимо сказал Измайлов.
— Это, по-моему, просто извращение фактов! — воскликнул Чибисов. — Уж кто-кто, а Глеб Артемьевич не жалеет ни сил, ни средств. Лекторы даже из Москвы выступают, на заводе открыли клуб трезвенников, где проводятся встречи за самоваром! Я уже не говорю о наглядной агитации.
— Да, Захар Петрович, я тоже что-то не понял: как это Самсонов может тормозить борьбу с пьянством? — сказал Железнов.
— Посудите сами, — ответил прокурор. — Из медвытрезвителя шлют на завод письма о каждом, кто там побывал. Просят принять меры и сообщить…
— И правильно делают, — кивнул секретарь. — А как на них реагируют на заводе?
— В том-то и дело, что по существу никак! — ответил Измайлов.
— Не сообщают в милицию? — решил уточнить Железнов.
— Нет, они посылают ответы: дескать, меры приняты, имярек обсужден на собрании или на заседании товарищеского суда, лишен премии или тринадцатой зарплаты… А на самом деле? Только в двух цехах товарищеские суды рассматривали подобные дела. А в других эти суды значатся только на бумаге. Что же касается собраний, то на них о вреде пьянства и необходимости борьбы с ним говорится в общих словах, без фамилий… Премий никто не лишался ни за пьянство, ни за прогулы. Напротив, многим, кто побывал в вытрезвителе и оплатил расходы по своему содержанию, завод выплатил премию. Как бы своего рода компенсацию… Я не стану перечислять всего, здесь подробно изложено, — показал прокурор на лежащую перед Железновым папку. — Хочу только заметить, что директор во многом повинен лично. Он больше всего печется о внешних показателях благополучия дел на заводе. А люди? Ведь за каждым случаем алкоголизма может стоять разбитая семья, слезы, человеческие трагедии! Буквально перед тем, как идти в горком, мне позвонили из милиции. Я был потрясен!
— Что случилось? — встревоженно спросил Железнов.
— Тихая, скромная, выдержанная женщина чуть не убила своего мужа…
Действительно, час назад Измайлову сообщили: та самая Будякова, у которой муж в свое время был ограничен судом в дееспособности, набросилась на супруга. Он спускался по лестнице с аквариумом в руках. Аквариум принадлежал сыну Аркаше, сбежавшему из дому из-за пьянства отца. И вот эту дорогую для сына вещь Будяков решил продать, чтобы иметь деньги на выпивку. Доведенная до отчаяния женщина так толкнула мужа, что он покатился по лестнице и был сильно покалечен. Его увезли на «скорой помощи».
Об этом и поведал сейчас прокурор.
— Пусть хоть сто лекторов приедут из Москвы, — горячо продолжал он. Пусть хоть весь завод обклеют плакатами! Но если не смогли предотвратить несчастья одной семьи, отдельно взятого человека, грош цена всему этому! Вот вы говорите: встречи за самоваром, — повернулся Измайлов к Чибисову. А кто сидит за этим самоваром? Три-четыре работницы пенсионного возраста. А десятки молодых парней после смены прямо с проходной — в рюмочную. Знаете, о чем я говорю? — Председатель горисполкома неохотно кивнул. Всего пятьдесят метров от заводских ворот…
Захар Петрович замолчал. Железнов постукивал пальцами по принесенной прокурором папке.
— По-вашему, выходит, что во всем виноват Самсонов, — сказал Чибисов. — Прямо преступник какой-то, — усмехнулся он.
— За это, конечно, не судят, — ответил Захар Петрович. — Но есть и другое… — Он снова замолчал.
Чибисов насторожился, а Железнов попросил:
— Ты уж договаривай.
Он посмотрел в глаза прокурора. Строго и долго.
Измайлов этот взгляд выдержал.
— Есть сигналы, что на заводе имеют место приписки…
Слово «приписки» внесло вдруг в кабинет, в атмосферу разговора что-то очень серьезное и зловещее.
— Это точно установлено? — жестко спросил секретарь горкома.
— Видите ли, получается странная штука, — медленно произнес прокурор. — Мы хотим этот факт выяснить… Главный бухгалтер неожиданно уходит в отпуск, не по графику, а начальник планового отдела берет бюллетень…
— Человек уж и заболеть не может, — пробурчал Чибисов.
— Погодите, Алексей Кузьмич, — сказал Железнов. — А как еще можно проверить?
— Послать кого-нибудь в Москву, в главк. Я звонил начальнику Самсонова, Бархатову, просил, чтобы он помог разобраться с этим… Товарищ Бархатов, как говорится, дал нам от ворот поворот. Дипломатично, конечно, занятость и так далее…