Прокурор

Боржанский схватил трубку телефона. Она молчала. Он несколько раз лихорадочно нажал на рычаг.

— Отключили! — швырнул он трубку.

— Скорей! — зло прошипел Евгений Иванович. — У надомников обыск! На фабрике вовсю шурует милиция! Зарембу арестовали!

Говоря это, Анегин оставался внешне спокойным, сосредоточенным, что сильно подействовало на Германа Васильевича. Он впервые стал безропотно повиноваться Анегину.

— Что стоишь? — рявкнул на жену Боржанский. — Собирайся!

— Только самое ценное, — предупредил Евгений Иванович.

Боржанский сбежал во двор, схватил лопату и начал остервенело выкорчевывать кусты роз. Тугие бутоны шмякались о землю.

— Куда мы? — тяжело дыша, хрипло спросил он у Анегина, молча наблюдавшего за его усилиями.

— Мурадян вывезет, — коротко ответил Евгений Иванович. — Гарантирует, что место надежное.

Боржанский выворачивал куст за кустом. Наконец он нашел то, что искал. Из земли показалась тряпица. Герман Васильевич дрожащими пальцами выковырял из нее жестяную банку и сунул за пазуху. Пот катил с него градом. Подскочив к собачьей будке, он стал валить ее на бок.

— Чего стоишь? — крикнул он Берестову, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу. — Помоги!

Вдвоем они справились с конурой, оттащив ее в сторону. Отплевываясь шерстью, Боржанский опять схватился за лопату. Вскоре из земли была извлечена бутылка из-под кефира. Боржанский обтер ее рукавом. Внутри блеснули желтые кругляши — золотые монеты.

Бутылку Боржанский сунул в карман брюк.

Когда они втроем вбежали в дом, Эрна лихорадочно запихивала вещи в большой чемодан. Второй, набитый так, что не закрывалась крышка, лежал посреди комнаты.

— Герман, норка не лезет! — плачущим голосом сказала она.

Боржанский засунул в чемодан серебристую шубу и кивнул Виктору: мол, помоги. Они вдвоем налегли на крышку, и наконец замок защелкнулся.

— На кой черт тебе шуба? — сверкнул глазами Анегин. — Только камушки! — властно приказал он. — Может, ты еще и ее возьмешь? — кивнул он с усмешкой на жену главного художника.

Боржанский растерянно глянул на Эрну, потом махнул рукой и бросился к трельяжу. Он стал выдергивать ящики, вытряхивать из сафьяновых и ледериновых коробочек драгоценности и рассовывать их по карманам.

Последнее, что прихватил с собой главный художник, — четыре подсвечника. Вернее, свинтил с них самую верхнюю часть, куда вставлялись свечи, и, завернув в салфетку с буфета, сунул за пазуху.

Никто не заметил, как в комнате появился Иннокентий. Он молча наблюдал за лихорадочной возней мужа сестры.

— Вот до чего доводят страсти к вещам, — произнес он печально. Говорил я вам…

— Пшел прочь! — завопил на него Боржанский. — Теперь можешь философствовать сколько угодно! Посмотрим, кто тебя кормить будет…

Пока Герман Васильевич возился с драгоценностями, Эрна успела незаметно отволочь чемоданы к машинам. Когда Анегин, Боржанский и Берестов подбежали к «Волге», она пыталась пристроить свое добро в багажник.

— Отставить! — осадил ее Евгений Иванович.

— Это почему? — возмутилась Эрна.

— Ты останешься! — жестко произнес Анегин.

— Вы к шлюхам едете! Я знаю, знаю! — залилась слезами жена Боржанского, указывая на девицу, сидящую в «Жигулях».

— Дура! — рявкнул на нее Анегин. — Нашла время сцены закатывать! — Он ткнул ногой в чемоданы. — Лучше отнеси это поскорее к соседям!

— Зачем? — опешила Эрна.

— Чтобы не подохнуть с голоду! — ответил Евгений Иванович. Он пихнул на заднее сиденье «Волги» Боржанского, который был на грани истерики, сел рядом с ним и напоследок погрозил Эрне кулаком: — Смотри! Ментам ни слова! Ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знаешь!.. — И захлопнул дверцу.

«Жигули» тут же рванулись с места. Виктор погнал «Волгу» вслед.

Шум машин постепенно утих, затерялся вдали. Эрна подхватила чемоданы и потащила через дорогу, к соседям, на которых можно было положиться.

Иннокентий обошел вокруг дома, постоял над развороченной клумбой, где лежали обсыпанные землей, грязные, смятые пунцовые розы.

Его внимание привлекло громкое чавканье, доносившееся с веранды. Он поднялся на крыльцо.

Пес, опершись передними лапами на журнальный столик, торопливо хватал с подноса бутерброд за бутербродом. Морда у него была в икре.

Увидев Диогена-второго, он от страха поджал хвост и еще быстрее защелкал челюстями.

— Не бойся, — грустно улыбнулся Иннокентий. — Лопай… Теперь нам с тобой придется перейти на подножный корм…

* * *

«Волга» Берестова мчалась по городу.

«Черт возьми, откуда в это время в городе столько машин!» возмущался про себя Виктор, лавируя в потоке автомобилей.

Ему казалось, что все южноморские владельцы «Волг», «Жигулей», «Москвичей» и «Запорожцев» решили вдруг выехать на прогулку. Гнать быстрее Берестов не мог: не дай бог, задержат гаишники за превышение скорости. Хотя дорога была каждая минута.

«Ничего, — подумал Виктор, еле сдерживая возбуждение после горячки на даче Боржанского, — наверстаю за городом».

Еще надо было заправиться: стрелка бензинометра приближалась вплотную к нулевой отметке.