— Вот именно, — серьезно сказал Николай Сидорович. — Горячего и непременно зеленого. — И, видя недоверчивое лицо Грача, продолжил: — На себе испытал. Пришлось пожить в Средней Азии. Не поверите, сорок градусов в тени, а узбеки в ватных стеганых халатах пьют из маленьких пиалушек обжигающий чай… Холодную воду — ни-ни!
— Бог ты мой, да еще в халате? — покачал головой Грач.
— Веками местными жителями проверено… Мы, русские, разденемся до пояса, все время плещем на себя из арыка, и ничего не помогает. Ад кромешный, скажу я вам! А им хоть бы хны… Между прочим, читал недавно в журнале, ученые установили, что от чая понижается температура всего тела, а от холодной воды — только полости рта… Хотите попробовать? — предложил он Павлу Васильевичу.
— Уговорили, — согласился тот.
Рожнов налил ему чаю. И оглядел присутствующих:
— Может, еще кто пожелает? Как наша дама?
Женщина, бросив негромкое «Спасибо», так же сосредоточенно продолжала смотреть в окно.
«Странная какая-то», — подумал про нее Захар Петрович.
Выпив, кажется, без всякого удовольствия чай, Грач вернул крышку от термоса хозяину, из вежливости все-таки поблагодарив его.
— Что ж, товарищи, так и будем скучать? — весело спросил Николай Сидорович. — Нам ведь еще ехать и ехать… Перекинемся в дурачка, а?
— Это пожалуйста, — охотно откликнулся Альберт Ростиславович.
— В дурачка, так в дурачка, — согласился и Грач.
— А вы, Захар Петрович? — спросил Рожнов.
— Благодарю, не хочется, — отказался Измайлов.
Он не был любителем такого времяпрепровождения.
На предложение присоединиться к играющим женщина тоже ответила отказом.
Альберт Ростиславович снял с полки свою спортивную сумку, поставил на пол, на нее пристроили портфель Рожнова и раскинули потрепанную колоду карт. Чтобы не мешать, Захар Петрович вышел в коридор.
Поезд шел по зеленому коридору елей. На их тяжелых лапах висели гирлянды прошлогодних коричневых шишек. В окно врывался смоляной дух прогретого леса. Мерный перестук колес успокаивал. Захару Петровичу нестерпимо захотелось прилечь и, не думая ни о чем, погрузиться в блаженную истому. Несколько дней подряд он спал по три-четыре часа, а в последнюю ночь и вовсе не сомкнул глаз — готовил доклад. Но не пойдешь же в купе, не попросишь попутчиков прекратить игру.
А его спутникам, по всему видать, было весело: резались в дурачка с шутками и прибаутками. Грач уже со всеми перезнакомился, то и дело слышалось его любимое «категорически».
Захар Петрович не выдержал, присел на откидной стульчик, прислонился к стенке и прикрыл глаза. В голове поплыли неясные образы, накатила дрема.
— Захар… — словно издалека донесся до его сознания женский голос. Знакомый, но давно уже забытый голос, который когда-то снился ему по ночам.
«Заснул я, что ли?» — встряхнулся Измайлов, открывая глаза.
Рядом стояла женщина. Из его купе. Она держала в руках сумочку и смотрела на него.
— Не узнал? — спросила женщина.
Измайлов удивленно разглядывал ее. Куриные лапки морщин возле глаз, седина, пробивающаяся сквозь краску, симпатичные сережки…
И вдруг его словно ударило током.
— Марина? — воскликнул он.
Грустная улыбка коснулась ее губ, заиграла ямочками на щеках.
И вот эти ямочки словно открыли какой-то шлюз в нем, через который хлынули воспоминания.
Девичье лицо с серыми лучистыми глазами, чистоту и юность которого оттеняла белая медицинская шапочка, стройная фигурка в белом халате…
Перед ним, словно наяву, возникла та девушка, которую он последний раз видел в далеком Дубровске много лет назад…
— Неужели ты? — спросил Захар Петрович. Сонливость как рукой сняло.
Она кивнула. Растерянная и радостная оттого, что он ее узнал.
— Ну, здравствуй, — произнесла Марина, подавая ему руку.
— Вот это встреча! — Измайлов пожал ее руку, сухую и шершавую, почему-то боясь слишком долго смотреть на Марину, чтобы не выдать своих чувств.
«Боже мой! — думал он. — Неужели и я так изменился? Эти морщины, седина… А в общем-то еще симпатичная…»
— Как ты тут?.. — спросил он, не договаривая слово «очутилась».
— В Зорянске свекровь живет. Мать мужа. Ездила навестить. Болеет…
— А живешь где?
— В Рдянске… Значит, не узнал? — грустно укорила она.
— Да и ты ведь сразу тоже… — оправдывался он.
— Я тебя еще в Зорянске видела. С сыном. Сразу узнала.
— А почему не подошла?
— Зачем? Я и сейчас сидела, мучилась — выйти или нет. — Она зачем-то оглянулась. — Еще подумают бог знает что. А при твоем положении… Прокурор!
— О чем ты говоришь? — поморщился он. — Познакомил бы тебя с сыном.
— И что бы ты ему сказал, интересно?
— Имеет ли это значение? — Он усмехнулся. — А раньше ты была бедовая…
— Жизнь научила осторожничать, — вздохнула она. — Да и жена у тебя, говорят, ревнивая.
«В Зорянске все всё знают», — с досадой подумал Измайлов.
— Сколько лет мы не виделись?
— Много, Захар…
— Да-а, — протянул он. — Золотое было время. Молодость.
За окном кружились в хороводе березы. В вагоне стало светлее от их белоствольной чистоты.